Здравствуй, мишка!

Исчезли из деревни и скворцы. Не увидел я сразу и ворон. Но зато все ближе и ближе подходили к озеру и к старым пустым домам коренные жители тайги. На задах своего дома увидел я следы лисы, к вечеру первого дня Буран отыскал около деревни куницу и с лаем долго гнал ее по болотной чистине. А там, где в прошлом году стояли у берега лодки пастухов и висели на колах-вешалах наши сети, обнаружил я следы медведя.

Следы показались мне знакомыми. Они тянулись к деревушке из дальнего конца озера, как раз оттуда, где в прошлом году обитал Дурной медведь. В этот году Дурной медведь, видимо, стал расширять границы своего хозяйства и, прознав, что на берегу озера нет людей, все чаше и чаще заглядывал в деревушку.

Следов около деревушки было много, но все они были старыми, давнишними. А свежих следов Дурного медведя я не отыскал даже там, где в прошлом году этот зверь бродил по малинникам, где собирал бруснику и клюкву. Его сосед, хозяин Верхнего озера, угрюмый и смурной медведь по кличке Лесник по-прежнему владел своей старой территорией и, видимо, не собирался никому ее уступать. А вот Дурного медведя я так не встретил ни около Долгого озера, ни у Могова болота, куда он мог перебраться в поисках ягод. К концу лета Дурной куда-то исчез.

Не встретил я на старых лесных полянах и Моего Мишку. Весной он был здесь, заглядывал в деревню, бродил по своим тропам еще в середине лета, а сейчас на память о покладистом, неторопливом звере остались мне в лесу лишь его старые покопы да разворошенные муравейники. Мой Мишка тоже куда-то исчез.

А может быть, как и в прошлом году, медведи ушли на овсы, поближе к другим деревушкам, где сеяли на лесных полянах любимый медведями овес? Нет, пора овсов еще не наступила, еще не пришел сентябрь, днем еще совсем по-летнему варились высоко в небе большие и пухлые кучевые облака. Нет, не овсы увели отсюда моих старых знакомых.

И мне было по-настоящему трудно догадываться, что медведи, как ласточки и скворцы, тоже покинули свои владения и ушли из тайги вслед за человеком. Что вело их в этой беспокойной и опасной дороге, что мешало им остаться здесь, в тишине? А может быть, там, где жили люди, ждало моих друзей что-то такое, чего нет в безлюдных местах?

Конечно, рядом с людьми был овес. Там были вырубки и чистины, были настоящие медвежьи места. А вырубки и чистины возле нашей безлюдной деревушки уже зарастали, затягивались лесом на глазах, и под частой, густой порослью осины, березы, ольхи никла и задыхалась недавняя луговая трава.

Буйная, молодая поросль осины и березы вытянулась за два года почти до самой деревни. Казалось бы, что еще может быть лучше для тех же самых лосей, какие другие места нужны теперь лесным быками коровам, когда корм рядом, вокруг, но поубавилось почему-то около нашей деревни и этих животных. А ведь совсем недавно, когда здесь жили люди, лосей было много. Они выходили к полям и покосам еще по весне, по настам. Здесь, около деревни, лосихи приносили каждую весну лосят и бродили со своими телятами чуть ли не рядом с колхозным стадом. К зиме, когда открывалась охота на лосей, лесные быки и коровы обычно разбредались по тайге, но весной снова возвращались обратно, будто зная, что охота в это время запрещена и что здесь, рядом с деревней, не тронут их ни волки, ни медведи... Неужели эти, казалось бы, недогадливые звери-тугодумы ушли из нашего леса только потому, что не стало здесь людей, не стало защиты от врагов?

Я вспоминал свое Долгое озеро, заросший мелкий залив около избушки, куда по ночам выходили на кормежку лесные были и коровы, и соглашался с лосями: «Действительно, около людей этим животным было куда спокойнее по летнему времени...» А может быть, и медведи ушли из нашего леса только потому, что отсюда ушли лоси, за которыми они не прочь поохотиться?..

Потеряв Дурного и Мишку, шел я теперь к лесной поляне по имени Черепово с особой надеждой. Как хотелось тогда мне встретить своего Черепка, небольшого, покладистого медведя — медвежонка! Весной по дороге в лес я видел его следы, слышал его неосторожные шаги за кустами, но, поселившись в избушке на Долгом озере, так и не собрался раньше прийти в гости к Черепку.

Бурана в эту дорогу с собой я не взял. Он стал совсем взрослым зверовым псом и мог помешать желанной встрече. Вот наконец и поляна, и сосенки, и муравьиные кучи под соснами, которые постоянно ворошил Черепок. Муравейники были на месте, трудолюбивые насекомые уже успели отстроить свои дома после нашествия медведя. Муравейники казались теперь выше и шире. Вокруг них густо поднялись перезрелые, позднелетние травы. И нигде среди этой травы не отыскал я медвежьих троп.

Я долго бродил вокруг поляны, искал следы Черепка, потом прошел по его старым, размытым дождями следам дальше по лесной дороге, добрался до ручейка, где заканчивались владения этого медвежонка и начиналось хозяйство медведицы Мамаши, но и здесь не нашел ничего, что говорило бы о недавнем хозяине светлой лесной поляны. Черепка нигде не было.

Теперь я шел по лесной дороге к Вологодскому ручью — я торопился узнать, бродит ли там еще Мамаша со своими медвежатами или она тоже почему-то покинула свои владения и переселилась в другие места.

Дальше Вологодского ручья я не пошел, боясь и там, у Пашева ручья, у развалившейся охотничьей избушки, где прятались мы с Бураном от весеннего дождя, не встретить следов медведя, боясь узнать, что и Хозяин, как Черепок и Мамаша, покинул свое прежнее хозяйство.

А может быть, все-таки виноваты во всем только овсы? Может быть, в этом году овес вызрел раньше срока и раньше обычного позвал к себе медведей?..

Я давно не ходил по лесной дороге, которая вела к такой же небольшой, но пока не опустевшей деревушке. Этой дорогой, пожалуй, уже никто не пользовался, упавшие в ветер ели и осины перегородили ее тяжелыми заборами, и мне пришлось чуть ли не всю дорогу перелезать через эти завалы. Но вот лес окончился, начались поля, на полях полосами и клиньями колосился овес. Он был еще не зрелый, местами совсем зеленый. Сеяли овес в этом году поздно, и конечно, никаких медвежьих следов около полей с овсом я не отыскал. Но зато в деревушке услышал рассказы о медведях.

Все жители деревушки утверждали, что медведей в этом году развелось вокруг очень много... «Страсть божья, сколько медведя в лесу — так и ползают по ягодникам, будто откуда разом пришли. Пожалуй, в этом году все овсы потопчут...»

К овсам, к охотничьей поре, готовились в этом году в деревушке основательно и задолго — лили пули, заряжали патроны и присматривали места, где положить с дерева на дерево жерди лабаза, где удобнее ждать зверя, вышедшего к овсяному клину. Приглашали и меня пожаловать на эту охоту, но я отказался и вернулся к себе домой. Я не мог отправиться на охоту туда, где бродят теперь мои медведи, где бестолково шастает по лесу Дурной, где старательно обирает ягоды Мой Мишка, где еще не очень осторожно и осмотрительно выходит на дорогу людей мой Черепок.

Что-то происходит даже с самым заядлым охотником, когда выручает он из беды малого лосенка, встречает на лесной тропе медвежонка-сироту. Может быть, виноваты здесь глаза этих зверей, доверчивые, ждущие... И не поднимет такой человек ружье в сторону знакомого животного, не спустит курок, не оборвет жизнь живого существа, которое доверчиво посмотрело ему в глаза…

Если бы меня беспокоили только эти мысли, мне было бы легче. Но ведь не только я мог взять в руки ружье — моих медведей ждали на овсах и другие охотники, не знавшие, не видевшие раньше ни Черепка, ни Моего Мишку. И опять, как и в прошлом году, ждал я тревожно известий оттуда, где вызревал овес.