— Номер я записала. Посмотрю, кто и что... Тебе горит?
— Нет, точнее не слишком, — подумав самую капельку, ответил Сергей. Ему не хотелось слишком напрягать хорошего человека. И так на чистом энтузиазме помогает. — Дня два-три точно есть.
— Отлично. Тогда я постараюсь подробнее разузнать и перезвоню. Сам как? Слышала, тебя после ранения уволили. Не хочешь к нам, в службу безопасности? Неплохая работа, платят опять же, нормально. Я похлопочу.
Вежливо отказавшись, Иванов закончил беседу, сладко потянулся и прислушался к звукам, доносящимся из-за прикрытой двери в кухню. Негромко работал телевизор, лилась вода, позвякивала посуда. «Машка порядки наводит» — подумалось инспектору и в душе наступило то самое умиротворение, которое может дать только свой дом и своя постель в конце трудного дня.
Счастливо улыбнувшись, он закрыл глаза и приготовился спать дальше, как вдруг в голове, сама собой, вспомнилась история знакомства со Светланой...
... Суточное дежурство проходило весело и с задоринкой. Три квартирные кражи, угон, два грабежа, крайне мутное изнасилование, откровенно воняющее шурыгинщиной (удалось разрулить без заявления), несколько краж из автомобилей. И это в промежуток с восьми утра до трёх часов дня! Самое веселье начнётся позже, после пяти, когда народ с работы пойдёт.
Оперуполномоченный Иванов заполнял случайно образовавшийся «тихий час» текущей писаниной, опытно, почти не задумываясь, подготавливая материалы либо для передачи в следствие, либо на отказной.
В дверь уверенно постучались.
— Войдите!
В кабинет вошла немолодая женщина воистину великанских габаритов. Ростом метра под два, в ширину не менее полутора. При этом одета дама была весьма дорого и со вкусом, что редкость среди тёток такой комплекции. Только грязная. В руках она держала два здоровенных пакета с каким-то тряпьём.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась дама. — Меня к вам дежурный направил. Заявление написать, — непонятно зачем уточнила она. Как будто к дежурному оперу ходят и по другим поводам.
— Проходите, присаживайтесь, — Иванов рукой указал на стул для посетителей. — Что случилось?
Женщина села, поставила пакеты рядом с собой и, неожиданно зардевшись, ответила.
— Меня полчаса назад пытались изнасиловать и ограбить.
У Серёги отвисла челюсть. Нет, не из-за пошлых мыслей по поводу её размеров, а по поводу самого факта случившегося. В голове опера ураганом пронеслись мысли о взбучке от начальства, если он примет такое заявление и испортит показатели отделу, о долгом и скучном оформлении бумаг с неприятными подробностями, об ушате человеческого горя, готового вылиться на него. Опыт говорил: от такой тёти не отмахнёшься и байками не отделаешься. Да и не хотелось, если честно. Это же не ПТУшница после вписки протрезвевшая, с претензией на деньги. Тут по-честному нужно.
Придвинув к себе чистый лист и ручку, Иванов со вздохом предложил:
— Давайте вы мне пока без бумаги расскажете о происшедшем, чтобы картина случившегося мне максимально чёткой представилась, а протоколы потом. Итак, как мне к вам обращаться?
— Светлана Васильевна Неманежина. Я домой шла, через парк. Сегодня пораньше с работы отпросилась, дети приезжают... И когда проходила у забора, ну, там ещё тропинка есть удобная, чтобы к проспекту выйти, — Серёга кивнул. Он знал это место. Глухое, замусоренное шприцами и пустыми бутылками, но крайне популярное среди любителей сделать путь покороче, а не пойти как все нормальные люди — по аллеям. — Вот, — продолжила она. — И когда шла — на меня детишки набросились скопом. Повалили, сумку из рук вырывают, а один и орёт: «А давайте эту тётку вые...»!
— Я понял, — перебил опер. — Расскажите о детях подробнее. Сколько, возраст, особые приметы, ну и прочее, что вам покажется важным. Упоминайте любую мелочь, даже, на первый взгляд, несущественную.
— Ой, да что там рассказывать... Шестеро их было, лет двенадцати или тринадцати. Они меня как к земле прижали, так курточки поскидывали, штанишки вниз тянут, суетятся, за юбку дёргают, а мне и смешно! «Вот, — думаю, — и дожилась ты, бабка, до изнасилования. Значит, не совсем старуха». Дети, — она с жаром всплеснула руками. — Чисто дети, как внуки мои. Один только гнусный. Длинный, прыщавый, худой, как глист. Ножичком размахивал, запугать хотел. Он у них самый старший, похоже, белобрысенький этот.