— Читал о нём. Поверхностно.
— Огорчает... Много потеряли... Он мог остановить вступление России в Первую Мировую войну своим влиянием на императорскую семью. Мог, но не успел по ряду причин... Стечение обстоятельств. Зато отговорил Николая Второго от вступления в Балканскую компанию 1912 года, чем отстрочил генеральную вселенскую бойню на два года. Впечатляет?
Таких подробностей жития «святого чёрта» Сергей не знал.
— Есть маленько. Вы с ним были знакомы?
— Видел. Редкий симбиоз волевых качеств и внутренней необузданности, кое-какие задатки Дара. Его коньком считалось убеждение... Я рассказал о нём для того, чтобы вы осознали, какие возможности даёт малая крупица Силы, приложенная в нужное время в нужном месте. А теперь представьте десяток Распутиных, способных являть чудеса и появляющихся там, где необходимо. Способных вести за собой людей; мечтающих о настоящем, о всеобщем благополучии человечества как такового... Григорий Ефимович — весьма слабый пример, приведенный, скорее, из-за исторической близости к настоящему. Имелись и другие неординарные личности, деяниями своими спасшие миллионы душ, вот только в канонических учебниках о них — ни слова.
Понемногу Иванов начинал понимать Алекандроса.
— Агентов влияния хотите наклепать? В серые кардиналы записаться? Прекратить, по возможности, войны?
— Терминология мне не нравится, но пусть будет так... Достали вы, ныне живущие, меня с вашей материальной моделью бытия. Извратили реальность, свели духовное к телесериалам и неадекватной гонке за деньгами. Из всех утюгов только и слышно «Успешный», «Богатый», «Ищи возможности» ... И никогда «Помоги ближнему», «Накорми голодного», — при упоминании новомодных тезисов его покоробило. — Можете считать меня психом, «профессионально деформированным» — не возражаю! Я устал делать ненужный труд, устал бороться с тем, что может приносить пользу. От вас же, Сергей, мне всего лишь нужно добровольное сотрудничество. Знания, сокрытые в вашей голове. И не надо рассказывать о склерозе! — останавливая возражения, повысил он голос. — Всё вы помните. А если и забыли — вспомним вместе. Я приложу для этого все усилия. Лана поможет... Про причины для сотрудничества, равно и о его безбрежных перспективах, поговорим позже. Я сказал и так слишком много. Переварите, пережуйте мою речь. Тогда и продолжим.
Букинистка, оторвавшись от журнала, положила чтиво на стол и убеждённо подтвердила заявление куратора:
— Приложу все усилия. Серёжа — сообразительный молодой человек. Постепенно поймёт...
***
По возвращении в камеру инспектор с неудовольствием увидел не одну, а две койки, расположенные под углом девяносто градусов друг к другу, изголовье к изголовью. Имелась и вторая тумбочка, и новенькие тапки на полу.
Раздражённо перекинув подушку на противоположную сторону, он услышал новый лязг замков. Обернулся. По коридору шла Лана в сопровождении конвойных. К удивлению, послаблений для неё никто делать не стал, сохранив процедуру сопровождения стандартной: тюремщики строго следовали правилам и за каждой решёткой торчал человек в униформе. Единственное — наручники на ней отсутствовали и, помимо робы, выдали банный халат.
Перед входом в узилище прозвучало требование, приглушенное забралом шлема:
— Отойти. Лицо к стене.
Подчинившись, Иванов дождался, пока раздадутся удаляющиеся шаги тюремщика и развернулся.
— Привет, — сухо поздоровалась женщина, осматриваясь. — Я с тобой буду жить. На разговорах не настаиваю, заботы не прошу. Если совершишь усилие и не станешь надоедать — моя благодарность тебе обеспечена.
— А ты смелая. Не боишься, что придушу?
— Попробуй. Жопу подтирать потом ногами станешь. Грабли повыдергаю. Навыки имеются... Наберись терпения, Серёжа. Я не навсегда. Перевербую, и уйду.
— Смешно, — без тени улыбки ответил инспектор. — Родину продавать заставишь? Оптом или в розницу?