Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие

22
18
20
22
24
26
28
30

— Точно нет? — въедливо уточнил Антон. — Или в больницу?

— Точно, — успокоил напарник. — Я различаю такие штуки по степени опасности. Конкретно эта более на полуфабрикат смахивает. Не переживай... А на могиле Гашкова соль есть?

— Не помню. Но могу посмотреть.

Проанализировав обстановку, Иванов согласился, привалившись к столбику покойницкой арки:

— Действуй. Я тут постою. Подумаю. Ходок из меня всё равно дрянь. Нога ноет. Если что — заору.

Кивнув, Антон в третий раз отправился вглубь кладбища, бормоча себе под нос нелестные комментарии о кривоногих сослуживцах, дающих себя колошматить всем желающим, и регулярно поминая маму сбежавшего, незаслуженно одарившую своё чадо избыточной ловкостью.

Виновато улыбнувшись на доносящееся недовольство, Серёга достал из рюкзака репеллент от комаров, тщательно натёр им все выступающие части тела (кровопийцы, как и сорняки, в этом году уродились на славу), затем извлёк смартфон.

Сообщение, отправленное Машке, числилось в доставленных, но не прочитанных. Загуляла девица... Оно и к лучшему, меньше о домашних беспокоиться будет. Мурка перед выездом накормлена, чашки помыты, он за сотню километров на кладбище, с попорченной ногой. Чего переживать?

— Есть соль, — издали сообщил Швец, возвращаясь. — Только темно у земли, хоть с прожектором ползай.

— Утром посмотрим. Рассвет скоро. Устраивайся где нравится, в города поиграем или в интернете посидим.

***

С первыми лучами солнца Сергей пришёл на могилу Гашкова.

Обычное упокоение, каких полно. Дешёвенький памятник из ближайшего ритуального агентства с высеченными годами жизни и смерти, к нему приделан портрет обычного дедушки на железной пластине. Вокруг памятника — бюджетная тротуарная плитка с испачканными бурым краями.

Присев на корточки, инспектор принялся изучать ближайший шов, точнее, борозду на его месте, ковыряя зубочисткой. Остренькая деревяшка без труда извлекала липкую смесь из крупных кристаллов соли, куриной крови, земли и маленького рябого пёрышка.

— Ни травинки, — подал голос Антон, тоже внимательно осматривавший примогильное пространство. — Странно. Это кладбище. Трава должна расти. Хоть немножко. От неё нельзя полностью избавиться, кроме как залить всё бетоном.

— Зато можно вырвать, если ухаживать должным образом.

— Вот и я говорю. Ухаживают. С моей стороны все швы свежим песочком присыпаны, а плитка замыта, — тут он заколебался, — или затёрта. Короче, очищена.

— С моей — нет. Считаешь, мы спугнули ревнителя памяти господина Гашкова?

— Скорее всего. Песок он оттуда брал, — рука призрака указала на небольшую желтоватую кучу у самой границы кладбища. — Наверняка рабочие бросили. Мостили чью-нибудь могилу, а остатки убирать поленились.

Поднявшись, Иванов прикинул, что самосвалу туда удобнее всего подъехать, и согласился: