О том, что пережил, о том, что был ранен, но не оставил поле боя, — ни слова.
Мужество и отвага, умелое выполнение политруком командирских обязанностей не остались незамеченными. Еще более возрос его авторитет у солдат, товарищей по полку. Отмечает Клочкова и командование: он представлен к ордену Красного Знамени. В наградном листе, который подписывает И. В. Панфилов, а затем по инстанции командарм-16, сказано: «В ожесточенных боях с германским фашизмом политрук Клочков остается храбрым воином и верным сыном партии, своему социалистическому Отечеству».
1 ноября, 3 часа утра. В одном из документов, подписанном комдивом в этот ночной час, отмечено: «1075 с. п. с 2 взводами ПТР и 2 75-мм орудиями упорно обороняет рубежи: высота 251,0 — разъезд Дубосеково».
Фашисты, хотя и были остановлены, но, перегруппировываясь и подтягивая резервы с других фронтов, даже из Франции, продолжали испытывать прочность оборонительных линий наших войск, не давали передышки.
2 ноября. 4-я рота принимает очередной бой.
Как показал себя Клочков в этом бою? Пока Гундилович управлялся на другом участке внезапно начавшегося наступления немцев, политрук успел прихватить два отделения и ринулся к боевому охранению. Л. Макеев вспоминает: «Он оказался не только организатором и душою боя, но и сам вел огонь по фашистам из винтовки…»
Его дополняет один из тех, кто тоже был участником боя — Г. М. Шемякин: «Клочков лично уничтожил десять фашистов».
Но это только начало. Мгновенно сообразив, как складывалась обстановка, — вот он, приобретенный опыт боевого командира! — политрук устремился к флангу и отсек наступающих немцев. Не ожидали они такой дерзости. Отступали в панике. Наши захватили двух пленных. (Их потом Мухамедьяров допрашивал: «Вели себя надменно. Были уверены, что скоро возьмут Москву».) И трофеи — две целехонькие автомашины, ручной пулемет и несколько десятков винтовок и автоматов.
3 ноября. Пыл немцев значительно поослаб. Передышка позволила дивизии укрепить рубежи обороны, усилить разведку, обучить пополнение.
Прибавилось дел политработникам. Можно было наконец-то осмотреться, узнать новости, рассказать бойцам, что происходит в стране, за рубежом. В те дни многие воины подали заявления о приеме в партию, комсомол. Выпускали листовки, газеты-«молнии», где рассказывалось о тех, кто совершил в октябре подвиги, храбро и умело сражался.
Было решено провести партийный актив дивизии. Появилась возможность собрать лучших из лучших — бойцов и командиров, парторгов и комсоргов, агитаторов, газетчиков, политруков, комиссаров.
О том, как проходил актив, вспоминал в своих мемуарах член военсовета 16-й армии А. А. Лобачев:
«Мы отправились туда с писателем Владимиром Ставским. Партийный актив собрался в здании шишковской школы. В классе полутемно. Коптилки еле освещают лица…
Генерал снял полушубок, на груди — два ордена Красного Знамени. Говорил коротко: подвел итоги октябрьских боев. За 12 суток дивизия под сильным нажимом врага отошла на 25–26 километров. Главный урок — пехота выдержала натиск вражеских танков.
— Коммунисты, — заявил комдив, — были всегда впереди, коммунистам не надо напоминать об их обязанностях. Будем, товарищи, держаться этой большевистской традиции!
В прениях выступило 16 человек. Среди них — политрук роты Клочков».
Успел ли Лобачев записать хоть что-то из речи Клочкова? Да, успел: «Четвертая рота вместе с артиллеристами дважды отбрасывала врага. Но немцы прорвались справа. Роту отвели на высоту 233,6. Здесь сумели подбить шесть танков. Я, например, скажу о Якове Бондаренко. Чудесный парень, храбро дерется, не боится опасности. Почему не боится? Потому, что научились презирать врага. Фашисты собрались завтракать в Волоколамске, а ужинать в Москве. Мы их решили накормить раньше. Ни один взвод не дрогнул! Когда пошли танки, встретили бутылками и гранатами. Слева поддержала пушка. Они пошли второй раз. Мы пропустили танки через траншею и начали бой с фашистской пехотой. Я считаю, что в роте у нас все большевики!»
Лобачев отмечает: «Зал встретил эти слова аплодисментами».