Экспедитор

— То есть тебя это раздражает и даже злит? — сделав невинное выражение лица, поинтересовался я.

— А вы полагаете, что я должна млеть от умиления? — подбоченившись, возмутилась она.

— Разумеется, — с готовностью кивнул я. — Посуди сама. Я заявляюсь к тебе в усадьбу едва ли не на рассвете, но твои слуги с готовностью встречают меня, пытаются всячески услужить и не вызвать моего неудовольствия. Я заметил, что твои дворовые не раболепствуют перед тобой, а искренне любят. Значит, заботятся обо мне не из опасения наказания, а заметив, что моё общество тебе приятно, пекутся в первую очередь о твоих интересах. К тому же ты поспешила ко мне, едва проснувшись и узнав о моём прибытии. Даже не причесалась. Кстати, очень мило. Ты хороша в любую пору. А когда злишься, так и вовсе прекрасна. Иди сюда.

Я чуть развернулся и вытянул руки, приглашая её опуститься мне на колени. Она ещё какое-то время постояла, подбоченившись и всячески стараясь напустить на себя злость. Но всё же не выдержала и, прыснув, как девчонка, сделала три стремительных шага, угнездилась на мне, тут же прильнув к моим губам в поцелуе.

М-да. В весьма страстном, жадном и требовательном поцелуе. Я что-то там говорил об усталости? Видит бог, я не врал. Просто ошибался. Потому как от неё тут же не осталось и следа. Ну что за женщина! У меня от неё просто башню сносит.

— Что это⁈ — вдруг оторвавшись от меня и положив мне руку на грудь, с беспокойством спросила она.

— Ты чего? — удивился я такой стремительной смене настроения.

— Твой амулет.

— Что мой амулет?

— В нём не хватает порядка сотни люм. Кто посмел? Где это случилось?

Она стремительно поднялась на ноги, словно рассерженная фурия. Будь я реально восемнадцатилетним пацаном, так, может, даже и испугался бы. Столько было в её взгляде гнева.

— Оу, оу, оу! Тихо, тихо, валькирия ты моя.

Я поднялся и притянул Елену к себе, заключил в объятия, прижав её голову к груди, благо высокий рост мне это позволял. Как, впрочем, не стала сопротивляться и она, иначе не то что с лёгкостью оттолкнула бы меня, но и скрутила бы в бараний рог.

— Ты чего взъярилась, Леночка? Любимую игрушку обидели? Так я и сам рога отшибать умею.

— Какую игрушку? — вычленила важное для себя она.

— Ну, не любовь же я всей твоей жизни, в самом-то деле, — попытавшись вновь притянуть её к себе, улыбнулся я.

— Пётр… — отстранившись, начала было она.

— Брось. Меня это ничуть не задевает, — перебил её я.

После чего всё же заключил Елену в объятия. На этот раз она уже не стала сопротивляться, коротко вздохнула и прильнула щекой к груди. Правда, при этом её руки начали шарить по мне, словно ощупывая меня на предмет целостности.

— Царапина в основании шеи, — глухо произнесла она, уткнувшись в кафтан.