— Что происходит? — осторожно осведомился я.
Бабища с короткими завитыми в тугие кудри волосами уставилась на меня маленькими глазками, обведенными сиреневым карандашом и неожиданно громко запричитала:
— Это тот самый адвокат, который мужа маво из застенок вынул и в другие всунул?
— Это Лидия Евсеева, — пояснила мне Арина.
— Пришла благодарить за освобождение супруга? — без особой надежды уточнил я.
— Как теперь он вертается домой? Кто его мужиком считать станет, ежели он рюмку в рот брать не сможет? — продолжала разоряться баба. — Это вам, важным господам не надо выпить, а нам — простым работягам обязательно положено опрокинуть с устатку. Иначе посчитают, что брезгуем добрых людей и уважать перестанут.
— Что происходит? — снова спросил я, совершенно потеряв нить повествования.
— Евсеев вернется из лекарской избавленный от зависимости, — терпеливо пояснила секретарша. — И после этого, как полагает Лидия, он перестанет вписываться в общество, в котором ранее имел авторитет. То есть станет изгоем и парией.
— Ежели вы словам умным научились, то это не значит, что ими можно нас, простой народ оскорблять и строить из себя невесть кого! — взвилась Лидия. — Я, может, и не обучена, но совесть имею и понимаю, что вы жизть испортили моему мужику. Вот зачем мне такой мужик надобен? Тот, который насухую теперь станет жить?
— Я ничего не понимаю, — потерев лоб, я, наконец, задал важный вопрос, — вам надо, чтобы ваш муж пил?
— Да, — баба скрестила руки на могучей груди и уставилась на меня с подозрением. — Вы можете его вынуть из лекарской до того, как его отучат пить?
— Тогда его упрячут в острог, — резонно заметил я.
— Это я смогу пережить. Уж лучше быть супружницей порядочного каторжанина, чем недомужика, который не пьет.
— Но он же гибнет, — мягко возразила Арина Родионовна. — Ваш муж был в ужасном состоянии. Он…
— Я его жена и знаю все его состояния, — перебила ее Евсеева. — И каждое его состояние — мое дело. Никто не имел право лечить его без маво ведома. Сказано было «и в горе и болезни», — она подняла указательный палец и потрясла им. — И мне решать пить ему аль нет.
— Может все же решать станет он сам? — теряя терпение спросил я.
— Я решать стану, — пробасила Лидия. — И сейчас требую вынуть моего супружника из лекарни проклятой и вернуть в острог. А я уж буду, как хорошая жена, ждать его дома. Нормального встречу, а не убогого.
— Он ведь умрет, — почти ласково пояснила Арина.
— Значит, вдовой стану! И буду пенсию получать по потере кормильца! — выкрикнула женщина и топнула ногой.
Только в этот момент я заметил, что у ее ног стояла небольшая почтовая картонная коробка, замотанная липкой лентой. На боковине виднелось несколько нарочно прорезанных отверстий.