Два дня Эмер только и делала, что отдыхала. То есть, вставала с постели только в случае крайней необходимости, отговариваясь тем, что надо набраться сил перед встречей с женихом.
На самом деле, виной всему были помятые бока. Обошлось без переломов, но ходить Эмер могла только кряхтя и семенящей походкой. Узнай об этом Айфа, устроила бы допрос, а дознавшись до истины, наказала немилосердно. Поэтому лучшим выходом было молчать. Сесилия если о чём и догадывалась, то вопросов не задавала, и помогала подруге, чем могла — носила подносы с едой в комнату, развлекала разговором и чтением.
Устроившись так, чтобы виден был город в окне, Эмер вполуха слушала Сесилию, читавшую ей очередную рыцарскую балладу, и крутила в пальцах монету, пожертвованную неизвестным рыцарем.
Монета была золотая и иноземная — с квадратным отверстием посредине. Эмер вертела её в пальцах, любуясь красноватым отливом золота и непонятной вязью по краю. Надпись змеилась только с одной стороны, а с другой был изображён странный зверь — в чешуе, но с мохнатыми лапами и пышной гривой, с рогами, но без крыльев. Зверь изящно изгибал длинное тело и раскрывал клыкастую пасть.
Когда Сесилия не видела, Эмер прижимала монету к щеке и блаженно закрывала глаза. Она не считала себя слишком нежной сердцем, но сейчас ничего не могла с собой поделать. Неизвестный рыцарь держал эту монету в руках. И так получилось, что одним своим появлением, одним взглядом он покорил её вернее, чем вестфальды покорили Эстландию. И дело тут вовсе не в красоте, убеждала себя Эмер. Хотя, красивое лицо — уже половина дела. Красота — божественное проявление, особая милость небес. И Айфа отмечена этой милостью, и незнакомый рыцарь оказался под стать ей. Наверное, он умён, благороден и чист душой. Достанется же кому-то такое сокровище. И она вздыхала снова и снова, а Сесилия в тревоге прерывала чтение, спрашивая, что случилось.
Иногда Эмер испытывала лютые угрызения совести, потому как встреча с женихом и свадьба были неизбежностью, и страдания по другому мужчине яркое пламя расценивало, как грех. Но девушка утешала себя, что это не так уж и грешно — помечтать два дня, когда она ещё никому не принадлежит, и не давала никаких обязательств.
Два дня пролетели быстрее, чем ожидалось, и на день третий в доме, увитом плющом и хмелем, с утра всё стояло вверх дном. Эмер чувствовала это и до последнего тянула с пробуждением, туалетом и завтраком. Сесилия охрипла, понукая её умываться быстрее и быстрее доедать ветчину и варёные яйца, политые горчичным соусом.
Наконец, с трапезой было покончено, и Сесилия понесла поднос с пустыми чашками в кухню. Воспользовавшись одиночеством, Эмер достала заветный золотой и пылко его поцеловала. В первый и последний раз. И загадала, чтобы будущий муж был хотя бы немного похож на рыцаря, спасшего её.
Мечты прервала Сесилия. Она вернулась, держа на ладонях шкатулку драгоценности, присланные леди Демелза невесте.
— Что ты делаешь? — спросила она Эмер. — Почему не одеваешься? Мы не должны опоздать в замок, королева будет сердиться.
— Да, уже собираюсь, — с покорностью вздохнула Эмер, что было так на неё не похоже. — Найдешь мне тонкий кожаный шнурок?
— Шнурок? Зачем?
Эмер промолчала, и Сесилия не стала задавать других вопросов. Она знала подругу лучше, чем ту знали родственники. Если Эмер молчит — из неё и клещами ничего не вытащить, а значит и расспрашивать бесполезно. Легче пойти потолковать со статуей.
Шнурок отыскался среди вещей Сесилии, и Эмер в который раз удивилась её запасливости и хозяйственности. Шнурок был тонкий, но прочный, скрученный из вытянутой воловьей кожи — то, что надо. Эмер примерила его на шею, продела в отверстие на монете и завязала крепким узелком, чтобы носить монету вместо кулона. Сесилия смотрела, широко распахнув глаза.
— Будет мне талисманом, — пояснила Эмер и спрятала монету под нижнюю рубашку.
Платьем для невесты и нарядом для венчания озаботилась Айфа, и Эмер была очень благодарна ей за это. Сама бы она надела свой лучший наряд — зелёное блио, о котором Острюд сказала, что в такой хламиде у неё дома ходят коровницы. Венчальное платье было пошито из голубой ткани, как и полагается по обычаю, но для встречи жениха Айфа велела сшить жёлтое. Жёлтый был не в чести при дворе, королева любила более спокойные и глубокие цвета, но Айфа знала, что делала — платье шло Эмер бесподобно, сгладив и слишком тёмную от загара кожу, и придав волосам удивительный оттенок тёмной меди. Длинные рукава спускались до самого пола — узкие до локтя, расширявшиеся к запястью. Не слишком удобно, зато придаёт фигуре воздушность. Хотя сравнив в зеркале себя и Сесилию, Эмер всё равно осталась недовольна. Рядом с миниатюрной подругой она смотрелась, как оруженосец, обрядившийся в дамское платье.
— Ты прекрасно выглядишь, — искренне сказала Сесилия, но Эмер ей не поверила.
В первый раз, она пожалела, что не похожа на подругу. Вот у той и мордашка маленькая, сердечком, и носик ровненький, как отмеренный по лучинке, и ротик, как горчичное зёрнышко, зато глаза — большие, тёмные. Такой и должна быть женщина.
Она ещё раз хмуро оглядела свою физиономию, на которой фиолетовым цветом красовался синяк, и опять вздохнула. Тем хуже.
Пришла Айфа, осмотрела сестру и кивнула, хотя без особого восхищения.
ebooksa