Улыбаться в ответ становится просто невыносимо, так что я оставляю попытки и, получив свою порцию жидкого кофеина, задаю вопрос, который нужно было задать уже давно:
— Что у тебя с моим мужем?
Может кто-то посчитал бы меня глупой: идти к человеку, который сделал все, чтобы испортить мне жизнь, задавать вопросы «в лоб» и надеяться на честный ответ? Очень наивно.
Но я знаю Вику.
Превращение из лучшей подруги в злопамятную дрянь не отменило того факта, что мы вместе выросли и я знаю ее как никто.
Если она соврет - я пойму.
Вика даже не пытается сделать вид, что вопрос ее удивил. Значит, не только я готовилась к разговору.
— Почему я должна отвечать? - Подпирает щеку кулаком. - Почему ты вообще решила, что можешь вот так позвонить, назначить встречу и задавать вопросы о вещах, которые тебя не касаются?
— Потому что ты снова влезаешь в мою жизнь. Но на этот раз я собираюсь поломать тебе ноги до того, как переступишь порог.
— Ой как страшно! - Вика прищелкивает языком, откидывается на спинку стула и говорит: - У тебя как всегда неправильная формулировка, Йен. И абсолютная слепота. И еще беспросветный наивняк. Думаешь, каждая женщина на свете спит и видит, как бы залезть в трусы к твоему ненаглядному? Правда так думаешь?
— Я ничего не думаю. - Делаю глоток кофе, уговаривая себе, что проигранная битва - еще не проигранная война. Вика всегда была острой на язык и у нее богатый опыт в отшивании толп поклонников. Что ей какая-то спокойная и незлобивая писательница? Перекусит и выплюнет. - Я хочу услышать ответ на вопрос.
— Ладно! - вдруг охотно соглашается она. - Вот тебе ответ, слепая дуреха: это не я лезу в твою жизнь. Это Антон лезет в мою. И, поверь, очень активно. Не только ногами.
Она вроде не сказала ничего такого.
Просто выплюнула мне в лицо, что мой муж каким-то образом мешает ей жить.
Это такая неприкрытая злость и негодование, что в этом вся Вика, такая, какой я знаю ее еще со школы. Она прекрасно манипулировала мужчинами, умела заставить их делать так, как ей нужно, прикрываясь образом капризной девочки. Но когда вдруг что-то шло не по плану, и «жертва» начинала сопротивляться - Вика впадала в бешенство.
И тогда она становилась открытой и читаемой, как книга.
Потом сама же признавала, что погорячилась, дала волю эмоциям, обещала впредь держать себя в руках, но так было ровно до следующего мужчины, который отказывался плясать под ее дудку. Или просто оставался равнодушен к ее женским чарам. Таких на моей памяти были единицы, но они были. И до самого последнего дня нашей с Викой дружбы, она помнила всех их по именам, злилась и плевала ядом, при случае злорадствуя, что видела «того козла с его страшилой».
Такую искреннюю злость, как сейчас, в ней вызывали только те мужчины, которые были ей не по зубам.
Даже странно, что я раньше не замечала такие очевидные вещи. Теперь можно выдохнуть.
Сесть удобнее и не бояться, что десятком слов Вика, наконец, доломает то, что не сломала год назад.