– Так вот, – продолжал Гейслер и мотнул головой, словно отметая все обидные предложения и пылинки, – здешней округе не повредит, если я приостановлю работы; наоборот, люди научатся ценить свою землю. Но в селе это почувствуют. Ведь за лето туда притекло порядочно денег, все понакупили нарядных платьев и всяких разностей – теперь этому конец. Н-да, а если бы в селе отнеслись ко мне по-хорошему, все могло бы быть иначе. Теперь сила-то у меня!
Однако, когда он уходил, по его виду никто бы не сказал, что у него сила: в руке он нес маленький узелок с провизией, да и жилетка на нем была далеко не белоснежной чистоты. Может, заботливая жена собирала его в эту поездку на остатки от тех сорока тысяч, которые когда-то получила. Бог знает, не так ли оно и было на самом деле. И вот теперь он вернется домой ни с чем!
На обратном пути он не забыл зайти к Акселю Стрёму и дать ему ответ.
– Я все обдумал, – сказал он, – следствие уже ведется, и, стало быть, сейчас ты ничего сделать не можешь. Тебя вызовут на допрос, и тебе придется дать показания…
Пустые общие фразы, Гейслер, наверное, и думать не думал об этом деле. Аксель на все уныло отвечает «да». Под конец в Гейслере опять проснулся важный барин, он нахмурил брови и сказал раздумчиво:
– Вот разве что мне удастся в это время быть в городе и лично явиться в суд?
– Ах, если б так-то! – воскликнул Аксель.
Гейслер сразу же решил:
– Посмотрю, может, и успею, у меня ведь столько дел на юге. Но я постараюсь выбрать время. А пока до свидания. Я пришлю тебе косилку и борону!
Гейслер ушел.
Не последнее ли это его посещение здешних мест?
Последние рабочие спускаются с горы, работы приостановлены. Гopa вновь стоит мертвая.
Закончено строительство скотного двора в Селланро. На зиму его покрыли временной дерновой крышей, большое строение разделено на отдельные светлые комнаты, посредине огромная гостиная, на обоих концах по большому кабинету – словно для людей. Когда-то Исаак жил здесь в дерновой землянке вместе с козами; теперь в Селланро не осталось ни одной дерновой землянки.
Внутри обустраивают стойла, хлева и закуты. Для скорости к этой работе привлекают каменщиков, Густав же говорит, что не умеет столярничать, и потому собирается уезжать. Густав отлично работал за каменщика и ворочал бревна, что твой медведь, по вечерам он веселил и забавлял всех, играл на губной гармонике, а кроме того, помогал женщинам носить тяжелые ведра с реки и на реку; но теперь он собрался ехать. Нет, столярная работа не по нем, говорит он. Похоже, он во что бы то ни стало хочет уехать.
– Остался бы до завтра, – просит Ингер.
Нет, работы для него здесь больше нету, а вдобавок до самых гор у него будут попутчики, последние рудокопы.
– Кто-то теперь поможет мне носить ведра? – говорит Ингер с печальной улыбкой.
На это у бойкого Густава сейчас же готов ответ: Яльмар. Яльмар – младший из двух каменщиков, но ни один из них не такой молодой, как Густав, и ни один не похож на него.
– Фи, Яльмар! – презрительно отзывается Ингер. Но вдруг спохватывается и, желая подзадорить Густава, говорит: – Что ж, Яльмар не так плох. И как славно поет за работой.
– Ретивый мужик! – заявляет Густав, не поддаваясь на ее уловки.
ebooksa