На обратном пути домой отец и сын, по обыкновению, молчаливы, но Исаак, видать, надумал что-то, он говорит:
– Послушай, Сиверт.
– Что? – отзывается Сиверт.
– Да нет, ничего.
Они идут дальше, потом отец начинает снова:
– Как же Аронсен может торговать, когда у него нет товаров?
– Все так, – отвечает Сиверт. – Но и людей-то здесь не так много, чтоб для них держать товары.
– Думаешь? Н-да, пожалуй, что твоя правда!
Сиверта немного удивляют эти слова. Отец продолжает:
– Здесь сейчас всего восемь хуторов, но ведь со временем может стать и гораздо больше. Впрочем, нет, не знаю.
Сиверт дивится еще больше: о чем это отец? Ни о чем? Отец с сыном опять долго идут молчком и почти доходят до дому.
– Гм. Как думаешь, сколько Аронсен запросит за свой участок? – спрашивает старик.
– Вот оно что! – отвечает Сиверт. – Купить хочешь? – спрашивает он шутки ради. И вдруг его осеняет, он понимает, куда клонит отец: старик думает об Элесеусе. Должно быть, он никогда и не забывал о нем, а думал так же неотступно, как и мать, только на свой лад, мысли его были ближе к земле, ближе к Селланро.
– Цена, небось, сходная, – говорит Сиверт.
Из этих слов Сиверта отец заключает, что его поняли, и, словно испугавшись своей чрезмерной откровенности, тотчас же переводит разговор на другое и говорит о том, как хорошо, что они отремонтировали дорогу и развязались с ней.
Несколько дней после этого Сиверт с матерью то и дело подсаживались друг к дружке, совещались, шушукались и даже написали письмо, а в субботу Сиверту вдруг вздумалось пойти в село.
– Зачем это тебе опять понадобилось в село, только трепать подметки? – с досадой спросил отец, и по его неестественно сердитому лицу было ясно: он отлично понял, что Сиверт собрался на почту.
– В церковь хочу пойти, – ответил Сиверт.
Лучше причины было не сыскать, и отец сказал:
– Да уж за чем ни на есть!