Аппетит уже подбирался к чудовищу со всех сторон: «Понимаю, выглядит она так себе! А ты глазки закрой и... ам-ам!». Чудовище почувствовало, что голод сильнее человеческих чувств. Еще бы! Он теперь на диете, а тут…
- Ну хватит, - внезапно ласково произнесло чудовище. – Не плачь…
Голос его был сладким, тихим и вкрадчивым, а рука медленно убирала завиток волос за девичье ушко. Он присел рядом, чувствуя, как все внутри заполняет неутолимый голод.
- Все будет хорошо… - шептало чудовище, подвигаясь все ближе и ближе. – Не надо плакать… Такая красивая девочка и плачет? Ну разве можно так?
- Я не умею шить! Не то, чтобы вообще! Зашиваться умею, а шить нет. Если нужно что-то залатать, то я могу! А вот целое платье… - всхлипывал комочек страданий, не замечая, как ее уже обнимают.
- Ну не плачь, - осторожное чудовище гладило ее по оголенному плечику. – Все будет хорошо… Такая красавица не должна плакать…
- А бабушка моя такие платья шила! Самые красивые в городе! Она всегда шила и плакала. Говорила, что нужно было тогда замуж выходить! – всхлипывало недоразумение. – Она сломала ногу, и друзья бросили ее в Гнильтауне! А сами уехали без нее! И она шила платья, чтобы как-то выжить!
Чудовище, повинуясь древнему инстинкту, уже открыло пасть, примеряясь к хрупкой шейке, как вдруг недоразумение достало огромный старый платок, похожий на наволочку.
- Трууууу! – протрубила она так, словно начался парад. – Трууууу!
А потом шмыгнула и еще раз как затрубит! Даже окна в комнате задрожали. После этого она развернула платок, складывая его чистой стороной.
«Ложная тревога!», - сглотнул аппетит, исчезая напрочь.
- Вы правы! – повернулось недоразумение с косичками. – Я не должна раскисать! Я придумала, как раздобыть платье! Спасибо вам за вашу доброту!
И она чмокнула обалдевшее чудовище в щеку и обняла его.
- Ну нельзя же быть таким добрым человеком в нашем –то мире, - с укором произнесло недоразумение.
«Кто добрый? Я?!!!», - глаза чудовища расширились и тут же скосились на косички.
- Мало ли на свете злых людей! – читало мораль маленькое нечто со вздернутым носом и платьем – мухомором.
«Злых и вкусных!», - вздохнуло чудовище, понимая, что нужно ободряюще похлопать ее по спине.
- Вот вы – просто сама доброта! – растроганный до слез мухоморчик жалась к самой опасной твари Тварьбурга.
«Ага, доброта, очень приятно!», - вздохнуло чудовище. Он ловил себя на мысли, что его давно никто не обнимал. И от этих объятий ему становилось как-то сентиментально. Словно что-то светлое вторглось в его беспросветную жизнь. На губах чудовища появилась тень улыбки. И какая-то странная нежность заставила его провести рукой по ее спине.
«А ведь она такая хрупкая…», - почему-то думало чудовище, глядя на худенькие плечи.