Этот процесс мы смогли объяснить только в дальнейшем исследовании на основе так называемых протоколов идей: испытуемые в терапевтической группе на самом деле смогли внушить себе более высокую самооценку, но вскоре после этого у них начался контролируемый процесс осмысления. С одной стороны, они были воодушевлены своей высокой самооценкой, с другой стороны, спрашивали себя (и не случайно, так как они в качестве испытуемых были особенно склонны к рефлексии собственных переживаний), чем обосновано повышение уровня их самооценки. Далее анализы показали, что испытуемые не только спрашивали о причинах, но и задавались вопросом, обоснована ли их уверенность в себе и можно ли ее вообще обосновать.
Парадокс заключается в том, что испытуемые вспоминали то, чего они хотели добиться, но не добились, и их мнение о себе оказалось необоснованным, то есть основанным лишь на самовнушении. Эта пропасть между реальностью и самовнушением привела к исчезновению всей самовнушенной уверенности[71].
Хотя мы и допускаем, что длительность и масштаб психологических последствий, которые возникли в процессе пробуждения из состояния «транса», порожденного повышением самооценки, частично были вызваны экспериментальной ситуацией, – но каждому рациональному и зрелому человеку можно пожелать периодически задаваться вопросом, насколько обоснована и обоснована ли вообще его самооценка, то есть готов ли он честно встретиться с самим собой после «полосы социального успеха».
В любом случае, данные результаты вновь демонстрируют: чувство самооценки, направленное на состояние, и предметное знание о самооценке – это два разных явления. Первое абсолютно замкнуто на себе и, таким образом, никак не обосновано, оно просто ощущается человеком. Это лишь определенное настроение (в данном случае – вызванное самовнушением), такое же мимолетное, как и любое настроение. В свою очередь, предметное знание о самооценке имеет гарантированный объективный коррелят: вот достояние моей жизни, которое осуществилось благодаря мне и которое войдет в мой жизненный итог, и поэтому я нахожусь в согласии с самим собой. Такое положительное знание о самооценке отличается тем, что исходит из предметной сущности: мы ценим себя, имея для этого конкретное, объективное основание.
Процесс развития двух типов ощущений самооценки во времени еще точнее показывает, чем они различаются. Ощущение самооценки как чувство-состояние просто проходит со временем или когда теряет свою функцию, и его сменяют другие чувства. Как и всякое настроение, оно по своей природе преходяще. Настроение, определяющее наше стремление к признанию и наше ощущение самооценки, приходит и уходит, как и его причины: иногда мы чувствуем себя хорошо, иногда нет; иногда получаем от других признание, которое повышает нашу самооценку, но чаще не получаем.
Положительное предметное знание о самооценке также временно, но основание этой временности существенное иное. Оно временно, потому что основания меняются. Иногда мы делаем вещи, которые не ведут к тому, чтобы мы могли соответствовать нашим ценностям или требованиям жизни. Мы признаем, что то или иное действие или решение представляет нас перед нашей совестью в плохом свете. В такие моменты мы не можем быть полностью удовлетворенными своими решениями и действиями и довольными собой. Решающее значение здесь будет иметь активность, которая характеризует как приобретение самооценки, так и ее потерю. Знание о самооценке – это не просто ощущение, мы его заслуживаем, и, если оно сойдет на нет и потеряется, это тоже будет зависеть от нас, потому что мы не можем навсегда остановиться на достигнутом.
Фатальным в переменчивых настроениях или ощущении самооценки, которая зависит от реакции других, является то, что именно эта зависимость мешает человеку свободно и самостоятельно применять свои способности. Ведь если он зацикливается на себе и цепляется за вопрос, что о нем думают и говорят другие, то он может оказаться слеп к многочисленным возможностям, реализовав которые мог бы создать более серьезную, реалистичную, предметную основу для осознания ценности своего Я независимо от того, что говорят, ожидают и думают другие.
Кроме того, как правило, именно человек, который в поиске признания окружает себя, к примеру, статусными символами, чтобы показать, что он «не абы кто», и реагирует агрессивно или самоуничижительно на справедливую критику или обычные жизненные неудачи, – именно такой человек из-за всего этого получает меньше внимания и признания окружающих.
Часто он кажется незрелым, ненастоящим, предсказуемым, его намерения можно легко угадать. Таков он для других, но не для самого себя. И в этой ситуации стремление лишь к ощущению более высокой самооценки ведет к противоположному результату.
Посмотрим, готовы ли люди отказаться от обычных радостей жизни из-за своего отчаянного стремления к деньгам, славе, уважению и признанию, ведь вся их вселенная ограничивается только желанным объектом «признание». Нередко, концентрируясь исключительно или слишком сильно на удовлетворении какой-то своей потребности, человек вступает в конфликт с другими людьми (даже если он просто не видит их желаний). Это дает нам понять, что непосредственное стремление к приятному ощущению своей самоценности не способно раскрывать в человеке лучшее. Однако такое поведение легко погружает человека в неудовлетворенность, пустоту и несчастье либо ощущение зависимости от требований других или ощущение одиночества. Или же человек будет чувствовать, что другие его недооценивают, так как не готовы выражать ему заслуженную благодарность.
Наконец, в попытке вести себя так, чтобы заслужить признание и повысить самооценку, есть нечто глубоко неискреннее и в итоге снова эгоистичное. Эгоистично совершать «хорошие» действия не потому, что они хорошие и правильные, а потому, что приятно получать за них признание. Родители, надежные друзья или люди, оказывающие профессиональную помощь, в идеале реализуют свою готовность помочь
Все это можно было бы подвести под ключевое понятие экзистенциального заблуждения, так как спорны здесь не только методы и результаты, но и мотивы. И мотивы нисколько не становятся лучше, если видеть всю неискренность, в которой живет тот, кто говорит, что делает нечто ради других, а на самом деле шантажирует их, чтобы добиться признания, которое и является истинным мотивом его действий.
И здесь мы снова видим, что жизненная позиция, направленная на достижение желаемых состояний, постоянные мысли о себе, упорная концентрация на том, что человек чувствует, сколько получает, что о нем думают другие, – все эти избитые советы из бестселлеров по психологии звучат куда лучше, чем они на самом деле есть. В долгосрочной перспективе они в лучшем случае бесполезны, а в худшем ведут к неискренней жизни, когда человеку безразлично почти все, кроме него самого. Для уверенности в себе действует то же правило, что и для дружбы, любви, надежды, счастья и веры: к ним нет окольного пути; путь к желанному состоянию ведет через осмысленное участие в жизни. В качестве побочного эффекта мир обогащается благодаря нашему участию в нем, и мы можем обнаружить более драгоценное сокровище, чем любое чувственное состояние. Об этом рассказывает притча Элизабет Лукас.
Представим себе юношу, который встречает пожилую женщину, несущую большую корзину с грушами. Юноша видит сочные спелые груши, он с удовольствием съел бы одну из них. Он думает, что женщина точно подарит ему пару груш, если он предложит отнести ее корзину домой. Так и происходит: он избавляет ее от тяжелого груза, и она готова отблагодарить его. Все в порядке. Хотя мотив юноши не был абсолютно бескорыстным, все же он совершил достойный поступок, и это лучше, чем если бы он не помог пожилой женщине. Его наградой кроме пары груш будет также повышение самооценки. Это было умно, и его план удался. Теперь представим себе другого юношу, который тоже встречает пожилую женщину с корзиной груш, но с самого начала он видит не груши, а саму женщину. Он замечает, как тяжело ей тащить корзину и как она мучается. Юноше открывается смысл этого момента – он заключается в том, что молодой человек может применить свои силы там, где они нужны. Он тоже предлагает женщине отнести корзину, делает это и получает пару груш. Что получает в награду второй юноша? Он соприкоснулся с «самой ценностью», с человечным, с осмысленным. Эта ценность присутствовала в его готовности помочь независимо от того, получил бы он что-то за это или нет. Поэтому он приобретает не только повышение самоценности, но и прежде всего повышение жизненной ценности благодаря знанию об осмысленности своей экзистенции. Если первый юноша, потирая руки, говорит: «Это мне удалось!», то второй находит удовлетворение в мысли: «Хорошо, что я там был»[72].
Эта история показывает, что, когда человек говорит: «Хорошо, что я там был» или «Хорошо, что я здесь оказался», – это форма переживания самоценности, которая питается не собственническим интересом, а знанием об осуществлении смысла. Благодаря связи с объективным благом самооценка не зависит от субъективных настроений, а также от случайно полученного или неполученного признания.
Притча показывает, что результаты наших действий, если они ориентированы на смысл, а не на нас, защищены в своей ценностной полноте, то есть находятся «в безопасности». Лукас замечает, что эта связь станет более очевидной, если мы придумаем другие финалы этой истории. Представим, что пожилая женщина отблагодарила юношу, но не дала ему груш. Разве тогда первому юноше не пришлось бы признать, что он зря старался, так как его план не удался? Разве тогда его самооценка не стала бы ниже, так как он не достиг блага (для себя), а только потратил силы и неверно оценил ситуацию? Иными словами, даже то хорошее, что он сделал (оказал помощь тому, кто в ней нуждался), он объявил бы впоследствии ничтожным и ошибочным. При ориентации на состояние (фиксации на себе) ценность или отсутствие ценности наших действий зависит исключительно от того, что мы при этом ощущаем. Мы снова возвращаемся к пространству между полюсами удовольствия и неудовольствия.
На самом деле, если бы в этой притче о грушах речь шла только об удовольствии и неудовольствии, могло бы оказаться, что юноша украл пару груш из корзины, пока нес ее. В этом случае его план удался бы, и он мог бы сказать себе: «Я это хорошо сделал». Но едва ли самоценность получит дополнительную подпитку в ситуации, когда пожилую женщину обкрадывают, даже если при этом помогли и даже если украли что-то незначительное.
Совсем другая ситуация с юношей, который помог женщине, потому что с самого начала увидел ее потребность и свои свободные силы. Результат его действия не изменится и тогда, когда женщина не даст ему груш в знак благодарности. Хорошо, что он там был. Это знание не зависит от реакции других. Этот результат защищен ценностью его действий, а не тем, какую форму имела реакция других.
Иными словами, результат обоснован своей направленностью на предмет и фактом реализации возможности смысла. Никакая инстанция не может отменить его или объявить недействительным, при этом не важно, есть ли благодарность и признание или нет. Мы помним: то, что мы транслируем в мир, является нашим. То, что мы получаем, дается нам во временное пользование. Снова подтверждается: действия, ориентированные на ценность, смысл и предмет, не могут быть проигрышными, они имеют лишь преимущества – долговременные и кратковременные. Человек, который с чистой совестью и честно может утверждать: «Хорошо, что я там был» или «Хорошо, что я здесь оказался», не зависит от того, что говорят или дают ему другие. Основание его мировосприятия и восприятия его Я защищено тем, что он заметил, уловил и реализовал смысл настоящего момента[73].
Эта идея об отношении между смыслом, усилиями и наградой очень актуальна касаемо наших ежедневных действий и особенно в отношении распространенной сегодня проблемы синдрома выгорания. Исследования показывают, что синдром выгорания основывается не только на том, что кто-то интенсивно занимается чем-либо. Большее значение имеет вопрос, почему и для чего человек вкладывает свои силы в это занятие, и, прежде всего, удается ли ему добиться своего (аналогично первому юноше из притчи)[74].
ebooksa