— Смотри…
В глянцевом блеске висящего на стене экрана она увидела себя, зарывшуюся щекой в лепестки, со спины к ней прильнул муж, упирающийся лбом ей в висок, его рука накрыла ее руку, их пальцы переплелись и тоже спрятались в лепестках. Саломия закрыла глаза.
— Ты дорисуешь мне татуировку? — Никита поцеловал ее в спутанные волосы.
— Если ты будешь мне позировать. По памяти не уверена.
— Конечно буду. Если бы я умел рисовать, я бы нарисовал тебя такую как сейчас. Ты очень красивая, Мия, правда как будто нарисованная, — он перевернулся на спину и уложил Саломию себе на грудь.
— Папа с мамой нарисовали, — улыбнулась она и закрыла глаза. Слушала, как бьется сердце своего любимого мужчины и чувствовала себя самой счастливой.
— Я потому и не съезжал от родителей, что там не было проблем с готовкой, — муж с виноватым видом смотрел на нее и допивал кофе.
Саломия смешивала в высокой миске маринад для курицы. Они выползли на кухню к полудню, Никита сказал, что дал распоряжение родительской домработнице заказать продукты, но по итогу выяснилось, что ничего готового в холодильнике не оказалось.
Саломия наскоро соорудила два огромных бутерброда, чтобы Елагин не умер от голода и как-то протянул до обеда, а сама решила запечь курицу.
— Не думал, что ты умеешь готовить. Тебя кто учил?
— И мама, и бабушка, и Джованни, все понемногу. Никита, — с укоризной посмотрела она на мужа, скривишегося, будто проглотил слизняка, — моего отчима звали Джованни, я очень его любила, прекрати делать такое лицо! Если ты допил кофе, лучше помой овощи на салат.
— Тебе не следовало так опрометчиво соглашаться жить со мной, любимая, — бормотал потом сонный Елагин, в мгновение ока уничтоживший курицу и разве что не вылизав блюдо от соуса. — Зато мне повезло. Я и не подозревал, что ты так вкусно готовишь.
— Мне нравится тебя кормить, — Саломия улыбалась и гладила его по животу, улегшись рядом.
— Корми, корми, — он подтянул ее к себе, засыпая, — я стану толстый, страшный, и ты меня бросишь.
А ей и правда нравилось его кормить. Каждый вечер она с удовольствием готовила ужин, Никита, конечно, предлагал ужинать в ресторане или заказывать еду, но при этом с такой скоростью все сметал, что Саломия ни за что в жизни не отказалась бы от удовольствия садиться напротив и смотреть, как любимый мужчина ест приготовленные ее руками блюда.
Растолстеть Елагин не смог бы при всем желании, поскольку и ночью, и утром, и если получалось, днем, с участием той же Саломии он добросовестно расходовал энергию так интенсивно, что по итогу баланс выходил со знаком минус. Тогда ей приходилось даже ночью подкармливать мужа бутербродами.
Никита не разрешал Саломие самой носить продукты, они или вместе ехали в супермаркет, или он сам заезжал после работы, и ей очень нравилось чувствовать, как муж о ней беспокоится и заботится. О Марине они вообще не вспоминали, как будто ее не было никогда. Никита лишь сухо обронил, что встретился с бывшей любовницей — не девушкой, любовницей! — чтобы объясниться, забрать свои вещи и навсегда закрыть этот вопрос. Саломию такое объяснение устроило, и больше она Никиту ни о чем не спрашивала. Она просто была счастлива.
Глава 26
На сегодняшнем приеме Саломии все было не так, впрочем, как и последние несколько дней. Ее то знобило, то бросало в жар, то вдруг начинала кружиться голова и так же внезапно отпускало. Люди вокруг водночасье сливались в сплошную неразборчивую линию, а потом также внезапно принимали слишком резкие очертания. Саломия схватилась обеими руками за согнутую в локте руку Никиты.
— Мия, тебе нехорошо? Ты побледнела, — последнее, что услышала она, прежде чем провалиться в забытье, и последнее, что увидела — озабоченный взгляд мужа.
ebooksa