Тайный наследник для миллиардера

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мама?

— Ну здравствуй, дочь, — я будто вживую вижу, как мать сидит с телефоном на диване, выпрямив спину.

— Здравствуй, мама…

Ответила и молчу. Мне не о чем с ней говорить, нечего спрашивать, нечего рассказать. Четыре года назад, когда я позвонила и сказала, что у меня родился сын, мама назвала меня пропащей и лярвой. А Бодьку отродьем.

И сейчас мне достаточно услышать ее тон, чтобы понять, что ничего не изменилось. Мать заговаривает первой, и я убеждаюсь в том, что не ошиблась.

— Чего молчишь, Полька? Стыдно? Ну хоть так, а то я думала, ты совсем зазвездилась.

— За что мне должно быть стыдно, мама? — спрашиваю не потому, что интересно, а потому что не решаюсь просто так завершить вызов.

Где-то там в глубине все это время во мне теплилась надежда, что у меня есть мама. Хотя после того, как я сама стала мамой, в моем сознании четко обозначились границы между матерью и родительницей.

И сейчас с ужасающей ясностью я осознаю, что говорю с женщиной, которая меня родила. Все.

— Как за что? — в голосе родительницы звучит искреннее негодование. — Отхватила себе богатого мужа и катаешься как сыр в масле, пока мать с братом последний кусок хлеба доедают.

Все ясно. Она узнала, что я выхожу замуж за Арсанова.

В новостных лентах мне досталась немалая доля внимания, хоть мы с Тимуром отказались комментировать наше предстоящее бракосочетание. Каждый день мне на почту и на телефон приходят тонны приглашений и просьб об интервью. Я попросила службу безопасности проверять мой ящик, а сообщения с незнакомых номеров попросту блокирую.

Мое молчание мать воспринимает как раскаяние, поэтому продолжает, все больше воодушевляясь:

— Андрюшка растет, ему нужно хорошее питание. Из всего вырос, а скоро зима. Не хочется китайский дешман покупать, но все так дорого, просто кошмар. А еще кружки, секции. И телефон бы новый ему не помешал. Твой миллионер и не заметит, для него это копейки, а Андрюшке хоть не стыдно будет перед друзьями…

— У Андрея есть отец, это его обязанность покупать ребенку одежду и еду, — прерываю я этот словесный поток, и в трубке на несколько минут устанавливается молчание.

— Да как ты можешь! Вова сейчас дома, он уволился по состоянию здоровья. Это ты здоровая лошадь, твой на тебе с утра до ночи ездит. Не всем так везет, — прорывает родительницу, и я даже отодвигаю трубку, чтобы она не кричала мне в ухо.

— Если тебе нравится, что твой муж сидит дома, может тогда стоит поискать работу тебе? — едва сдерживаю клокочущий внутри гнев. И одновременно чувствую острую жалость к Тимуру.

Как же хорошо, что он не знаком с моей матерью!

— Что ты такое говоришь, Полина! — я снова представляю, как она в порыве праведного гнева прижимает руку к груди. — Куда же я пойду?

— Да хоть в супермаркет кассиром, — отвечаю невозмутимо, и слышу, как она захлебывается от злости.