Кости сердца

22
18
20
22
24
26
28
30

– Серьезно? Бейя, ночь на дворе!

Он даже не спрашивает, что мне нужно и все ли у меня хорошо. Просто сразу начинает беситься. Напрасно я вообще с ним связалась – надо было обрубить все на корню.

– Отвези меня, пожалуйста, в аэропорт.

В трубке слышится раздраженный вздох – мол, от тебя одни неприятности, Бейя. Хотя я прекрасно знаю, что это не так. Пусть нас связывают скорее деловые отношения, ему бывает со мной хорошо. Очень хорошо.

Скрип кровати: Дакота встает.

– Ладно, дай мне полчаса.

Он вешает трубку. Я тоже.

Прохожу мимо Гэри и на прощание погромче хлопаю дверью.

С годами я научилась не доверять мужчинам. Все они – по большей части – такие, как Гэри Шелби. Баз вроде неплохой, и все же нельзя закрывать глаза на то, что он – отец Дакоты. А Дакота – тот же Гэри, только моложе и смазливее.

И хотя время от времени кто-нибудь рассказывает мне о хороших и добрых мужчинах, я начинаю думать, что это миф. Раньше мне казалось, что Дакота как раз из хороших. Снаружи они все такие, однако я-то знаю: под слоями эпидермиса и подкожного жира прячется червоточина.

Дома я окидываю взглядом спальню – хочу ли я взять что-то с собой? Нет. Мне и собирать толком нечего, если не считать сменной одежды, расчески и зубной щетки. Складываю вещи в полиэтиленовые мешки, а потом уже в рюкзак, чтобы не намокли, если опять попаду под дождь.

Прежде чем выйти на улицу – ждать Дакоту, – снимаю со стены портрет матери Терезы. Пытаюсь запихнуть его в рюкзак, но он не влезает. Тогда я просто беру еще один пакет, кладу туда портрет и с ним выхожу из дома.

2

Одна умершая от передоза мать, одна пересадка в Орландо, несколько задержек в связи с нелетной погодой – и вот я на месте.

В Техасе.

Как только я выхожу из самолета в телетрап, меня окутывает полуденный зной: кожа моментально начинает плавиться и скворчать, будто я кусок сливочного масла на сковородке.

Вяло, без особых надежд я бреду по указателям к зоне выдачи багажа, где меня ждет отец, моя плоть и кровь и при этом совершенно чужой человек.

Вообще говоря, плохих воспоминаний об отце у меня нет. Наоборот, я с теплом вспоминаю те летние дни, что мы проводили вместе, – пожалуй, это мои единственные хорошие воспоминания о детстве. Весь мой негатив к отцу вызван не общением с ним, а отсутствием общения. Чем старше я становлюсь, тем ясней понимаю, как мало он сделал для того, чтобы стать частью моей жизни. Иногда я гадаю, как все сложилось бы, проводи я больше времени с ним, чем с Жанин.

Выросла бы я таким же недоверчивым, замкнутым, скрытным циником, если бы на мою долю выпало больше хорошего, чем плохого?

Может, да. А может, нет. Порой мне кажется, что страдания и жестокость оставляют на душе куда более глубокий отпечаток, чем доброта.