Я выложила яйца на тарелку, схватила вилку и попыталась убежать из кухни в свою комнату. Он нагнал меня в коридоре, схватил за запястье и прижал к стене.
— Так ты принимаешь гостей?
Затем он схватил меня за челюсть и поцеловал.
Я пыталась вырваться. Прикосновения его губ причиняли боль. Щетина впивалась в мою кожу, а пахло от него тухлятиной. Я стискивала зубы, но он лишь сильнее сжимал мою челюсть, пытаясь силой открыть мне рот. Наконец я сумела ударить его тарелкой с омлетом по затылку.
Он отстранился и влепил мне пощечину.
И ушел.
Больше я никогда его не видела. Даже не узнала его имени. Мать проснулась через несколько часов и увидела поверх мусора в ведре разбитую тарелку и не съеденные яйца. Наорала на меня за то, что я выбросила последнюю пару яиц.
С того дня я больше не ела яйца.
Но с тех пор отвесила пощечины уйме маминых ухажеров.
Я рассказываю об этом, потому что выйдя из душа пару минут назад, почуяла запах яиц. Он до сих пор витает в воздухе.
Меня от него тошнит.
Едва я заканчиваю одеваться, раздается стук в дверь. В комнату заглядывает Сара.
— Крещальный ужин через пять минут.
Понятия не имею, что это означает. Они все очень религиозные что ли?
— Что такое крещальный ужин?
— Маркос и Самсон ужинают с нами каждую субботу. Так мы отмечаем конец наплыва арендаторов. Ужинаем все вместе и выпроваживаем гостей выходного дня. — Она распахивает дверь шире и говорит: — Тебе идет это платье. Хочешь, накрашу тебя?
— К ужину?
— Да. Ты же вот-вот познакомишься с
— Я не хочу краситься. Спущусь через пару минут.
Вид у Сары разочарованный, но все же она уходит. Хотя бы намеки она понимает.