Он развернулся и первым пошел по направлению к холлу. Серж коснулся моей руки прощальным жестом и тоже ушел. А я отправилась в свою спальню и попыталась сосредоточиться на истории, которую писала, но ничего толком не получилось, мыслями я постоянно возвращалась к Игнату. Интересно, вместе с ними в Мексику полетит и Алекса? Или же она осталась здесь? И будет ли Игнат изменять ей с другими девчонками? Почему-то мне казалось, что он не умеет жить без секса, привык получать его всегда и безотказно.
Впрочем, на следующий день на море улетела и я, вместе с мамой и Костей, окончательно поняв, что для людей, у которых много денег, поездки и путешествия — обыденное дело. Просто взял и отправился заграницу, как по щелчку пальцев. Никаких долгих сборов, покупок билетов заранее, чтобы было дешевле, томительного ожидания поездки. Никаких мыслей о том, хватит ли накоплений на путешествие. Никаких огромных чемоданов — все налегке, ведь вещи можно купить в другом городе, в другой стране.
Для Кости и людей его круга путешествия были не роскошью, а необходимостью. Они ездили отдыхать на лучшие курорты мира несколько раз в год. Как обронил сам Костя в диалоге с мамой, менять обстановку нужно пять — шесть раз в году. Менять обстановку — значит, садиться на самолет и улетать либо к морю, либо в огромные мегаполисы типа Нью-Йорка, Лондона или Парижа.
Мы же отправились в Ниццу, и поселились в одном из самых дорогих отелей на первой линии Лазурного берега, с собственным пляжем, бассейнами, фитнес— и спа-центрами, рестораном с тремя «звездами» Мишлен и прочими атрибутами роскошного отдыха. Каждая деталь дизайна была продумана до мелочей, а сервис был таким, что можно было невольно почувствовать себя женой арабского шейха, не иначе. Из окна моего номера, которое тянулось от стены до стены и от потолка до потолка, открывался восхитительный вид на море — к нему можно было выйти прямо из отеля. Я влюбилась в это море — оно вдохновляло и дарило умиротворение. Плавая в воде, которая под бесконечно ярко-голубым небом казалась лазурной, я будто бы приходила в себя, бег моих мыслей останавливался, и мне становилось спокойно. Я могла долго-долго сидеть на пляже, растворяясь в море, его особенном соленом запахе, в легком бризе, освежающим кожу. Провожала каждый закат, наслаждаясь игрой буйством красок над горизонтом. Лежала на спине и наблюдала, как загораются первые звезды. Ночами я продолжала писать свою историю о девушке-ведьме, в чьей груди сияла звезда, — набрасывала сцены, перечитывала, правила… Погружалась в нее все глубже и глубже и четко поняла, что я хочу закончить ее когда-нибудь. Потому что эта история — часть меня самой. Но самое главное, впервые со времен побега от монстра я почувствовала себя защищенной. Будто бы со мной рядом был отец.
Отец. Вроде бы простое слово, одно из самых главных и самых родных. Но для меня оно долгие годы было грязным ругательством. Синонимом монстра. Страшным воспоминанием. Однако рядом с Костей все становилось иначе — я все более четко осознавала, что не все отцы такие, как чудовище, от которого мы с мамой сбежали, что бывают отцы совершенно другие: добрые, надежные, помогающие. Нет, Костя не стал вдруг для меня отцом, это было бы слишком странно. Но когда меня несколько раз назвали его дочерью, на душе неожиданно стало тепло. А когда он сам сказал какому-то знакомому в отеле, что приехал на отдых с семьей, я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Разумеется, их никто не увидел, но сидя с мамой и Костей в ресторане, я вдруг ощутила себя маленькой девочкой, которая пришла на ужин с мамой и папой. Тот самый ребенок, который до дрожи боялся родного отца, успокоился, и когда это произошло, я почувствовала, насколько легче мне стало. Старые раны в душе перестали ныть, и в ночь перед вылетом я, глядя на темное море, поняла, как же прекрасна жизнь. Именно тогда я решила для себя, что стану счастливой, несмотря ни на что.
Первые две недели августа я провела на практике в одной из местных газет, на пару со Стешей, и, если честно, мы надеялись, что нам доверят подготовить и написать какие-либо материалы, но увы, этого не случилось. И те две недели на практике мы выполняли функции «принеси-подай-отнеси», а еще целыми днями разбирали старые архивные подшивки — нужно было разложить выпуски газеты по годам.
Удивительно, но я совершенно случайно нашла выпуск десятилетней давности — обратила внимание на фотографию, которая занимала большую часть первой полосы. На ней был изображено несколько мужчин — их сняли в каком-то ресторане во время праздника. Каждому около тридцати пяти лет, одеты в костюмы и белые рубашки, на лицах улыбки, а глаза жесткие, колючие. В одном из них я узнала Станислава — того самого человека, который приходил к маме перед свадьбой. Он сидел с самого края, более молодой, подтянутый, но, пожалуй, самый неприятный из всех мужчин.
«Что случилось с лидерами Кировской ОПГ?» — гласил заголовок.
Удивившись, я открыла нужную страницу и погрузилась в текст — в старой статье рассказывалось про организованную преступную группировку родом из девяностых, и про ее лидеров. Одна часть из них погибла во время разборок в начале двухтысячных, а вот вторая часть перешла из преступной деятельности в бизнес. Кто-то уехал жить заграницу, кто-то остался в родном городе и получил статус «честного бизнесмена», например, некто Илья Вальзер, один из основателей банды.
Про Станислава говорилось мельком — он не был лидером Кировских, а кем-то из замов одного из лидеров, которого посадили в тюрьму, но ненадолго. Видимо, выйдя, он и создал экскорт-агентство. Глядя на его сальную улыбку, я почувствовала омерзение и закрыла газету. Всем сердцем я надеялась, что этот человек останется в прошлом мамы, но его приход все же тревожил меня. Я так и не могла понять, чего он хотел? И надеялась, что Станислав никогда не пересечется с Костей.
Глава 53. Игра в ненависть
В предпоследний день августа, когда Костя и мама уехали на пару дней в Москву на свадьбу к какому-то его другу, Игнат решил устроить тусовку и пригласил в особняк своих друзей.
Этот день выдался мерзким.
Я стояла у приоткрытого окна и смотрела на реку, которую заволокло туманом, похожим на молочную дымку, таившую в себе опасность, — того и гляди, в ней вот-вот засверкают чьи-то алые глаза. Шел холодный дождь, дробно стуча по крыше и стеклам, словно отбивая последний прощальный марш лета, и дул противный, пронизывающий до костей ветер. Грома и молний, которые бывают во время весенних ливней, не наблюдалось, погода казалась беспросветно-тоскливой. Недаром говорят, что август — как вечер воскресенья, вроде бы еще выходные, но скоро все закончится, и снова придется идти на работу или учебу. А конец августа — как последние часы перед тем, как заснуть, чтобы открыть глаза уже в понедельнике. И все вокруг казалось серым: небо, дома, деревья. Даже люди.
Накинув на себя любимый плед кофейного цвета, я направилась в библиотеку — в дождь лучше всего читать. Сидеть на подоконнике, попивая горячий чай и переворачивая страницу за страницей, — самое уютное занятие.
Выйдя из своей спальни, я услышала музыку и голоса с первого этажа. И, не совсем понимая, что происходит, направилась вниз. Спустившись, я увидела в гостиной достаточно много народу — человек двенадцать, не меньше. Это были друзья Игната, та самая золотая молодежь, которую я сторонилась со дня свадьбы мамы. Кто-то сидел на диванах, кто-то — в баре, в который можно было попасть из гостиной. Кто-то танцевал под громкую драйвовую музыку, кто-то курил вейп, кто-то откровенно обжимался. Царила атмосфера полного расслабона, пахло дымом со сладкими, фруктовыми нотками и то и дело было слышно чей-то заливистый смех.
Игнат сидел на диване с бокалом в руке, и с одной стороны от него сидела Алекса, а с другой — какой-то парень с каштановыми волнистыми волосами. Серж сидел напротив, обнимая какую-то девушку. Они о чем-то разговаривали.
— Давайте играть в «бутылочку»! — раздался вдруг громкий женский голос.
На журнальный столик с ногами забралась Яна Шленская, которая держала бутылку с шампанским. Юбка на ней была такой короткой, что вот-вот готова была сползти и оголить ее крепкую задницу.
— А она пустая? — громко спросил кто-то.