Запрети любить

22
18
20
22
24
26
28
30

Мой хороший… Я согрею тебя. Обещаю. Хотя бы сегодня. Один раз. Всего лишь один раз.

Перестав контролировать себя, я стащила с него кожаную куртку с каплями дождя — она оказалась на полу. А Игнат обхватил меня за талию и усадил на столешницу. В ответ я обняла за плечи и подалась вперед, чтобы быть ближе и прижаться плотнее. Мои колени сжимали его бедра, и мне было все равно, что халатик задрался, а ладони Игната скользят по моим обнаженным ногам от щиколоток до самого нижнего белья. И все равно, что кожа неидеальная, и вместо соблазнительных стрингов с кружевами обычные комфортные слипы. Единственное, что имело значение — его губы с привкусом виски и ласковые руки. Его желание. Его просьбу быть с ним. Согреть его душу…

«Пожалуйста, помоги мне».

«Будь со мной».

«Не оставляй».

Мы продолжали обнимать друг друга, и теперь нежность стала иной — не затаенно-изучающей, а мучительно-страстной. От этой нежности никуда нельзя было скрыться, она подчиняла и гипнотизировала. Лишала воли. Заставляла дыхание учащаться, а пульс зашкаливать. Грудь стала чувствительной — каждое прикосновение наполняло меня желанием все сильнее. И когда Игнат накрывал ее ладонью, я подавалась вперед, потому что хотела, чтобы он сжимал ее сильнее. А вместо этого он касался ее, обводя сквозь ткань кожу вокруг сосков, но не касаясь их, будто дразня.

Я гладила Игната по влажным волосам, забиралась пальцами под майку, заставляя напрягаться мышцы пресса. Закинула ногу ему на бедро. Я знала, что он хочет меня — чувствовала его возбуждение, когда набиралась смелости коснуться ширинки его джинсов. И заводилась сама, понимая, что он плывет от меня.

Когда я сделала это снова, Игнат накрыл мою руку своей ладонью — теперь уже горячей. Легонько сжал, давая мне возможность лучше почувствовать твердость паха, и провел вверх-вниз по ткани, словно показывая, чего он хочет. Он убрал ладонь, а я продолжала ласкать его через джинсы все более настойчиво, забыв обо всем на свете. Ему нравилось до безумия, и его дыхание становилось все более прерывистым.

Словно стараясь сделать приятное в ответ, Игнат расстегнул мой халатик до солнечного сплетения, запустил под ткань руку и начал водить кончиками пальцев по груди, разгоняя по спине мурашки. Потом все-таки сжал ее — так, что сосок оказался между его указательным и средним пальцами, и меня пронзила короткая острая волна удовольствия. Мне нравилось, как он играет с моей грудью, будто зная, как мне нравится больше. Как целует в шею, как проводит по плечам твердой ладонью. Даже как тяжело дышит.

Когда его рука скользнула мне между ног, по телу пробежала приятная дрожь. Несколько медленных долгих поглаживаний через тонкую, ставшую чуть влажной ткань белья заставили меня выгнуть спину, и я сильнее сжала пальцы на каменных плечах Игната.

— Что мы делаем? — прошептала я, сходя с ума от каждого прикосновения. — Зачем?..

— Не нравится? — выдохнул он.

Его рука замерла, словно он испугался, что может сделать мне больно.

— Н-нравится.

— Но?

— Ты пьян. Я не в себе. Мы оба будем жалеть, — с трудом сказала я.

— Все равно.

Игнат отвел одну мою ногу в сторону, чтобы ему было удобнее, и, глядя мне в глаза, надавил на клитор чуть сильнее, проверяя, как я отреагирую. Мои ресницы сомкнулись сами собой — в темноте легче было погрузиться в ощущения. Игнат, заметив это, стал гладить меня более настойчиво. Внизу живота из искр нежности зарождалось пламя удовольствия.

Когда его пальцы оказались под тканью белья, я вздрогнула. Но вместо того, чтобы убрать его руку, улыбнулась. Игнат поцеловал меня в губы и продолжал гладить там двумя пальцами. Сначала осторожно водя из стороны в сторону, все сильнее и сильнее, по моей реакции понимая, нравится мне или нет. При этом он смотрел мне в лицо, будто любуясь, а я то закрывала глаза, то распахивала их, кусая губы. Что мы делаем, боже… Что?..

Сильнее. Еще сильнее. Да, именно там, где мне нравилось. Как мне нравилось.