— Что? — тихо спросила я.
— Я не играл с тобой. Понятия не имел, кто ты такая. Просто ты мне очень понравилась. И я… Хотел быть с тобой. Даже купил все те книги… — Снова горечь — только теперь в его голосе.
Это признание стало для меня злым откровением.
Лучше бы он этого не говорил! Лучше бы я и дальше могла иметь возможность обвинять Елецкого в подлости!.. Но он забрал у меня эту возможность.
Что ж, искренность за искренность.
— А у меня нет парня, — прошептала я. — Мы с Максом не встречались. И не встречаемся. Я не такая… не изменщица.
Эта мысль кольнула меня прямо в сердце. Маму я очень любила, очень! Но понимала, что с точки зрения морали ее поступки не всегда правильные… То, чем она занималась. То, что скрывает часть прошлого от Кости. То, что действительно стала встречаться с женатым мужчиной, и из-за нее он развелся с женой, которую пусть и не любил, но почему-то жил с ней вместе.
— Я рад. Не хотел, чтобы девушка мечты оказалась дешевкой, которая прыгает от одного парня к другому, — услышала я его голос. — Эй, ты правда охрененная. Прости меня, ладно?
И он ушел. А я, прижавшись спиной к закрытой двери, беззвучно заплакала.
Глава 59. Фантазии и реальность
Игнат скрылся в свой спальне и по привычке с размаха упал на кровать. Ему казалось, что его душа изодрана в клочья этой бесконечной нежностью, которую он испытывал к сводной сестре. И во всем винил виски, которые пил сегодня в каком-то занюханном баре, когда попытался прийти в себя после больницы, куда увезли мать.
Когда Игнат узнал, что она в больнице с белой горячкой, абсолютно невменяемая, ему физически стало плохо. Голова взрывалась от боли и тошнило от отвращения то ли к матери, то ли к самому себе. Они с отцом погнали в больницу, оба взвинченные и злые, поругались по дороге, потом поругались в кабинете главврача, который их принял — поступить иначе он не мог, это ведь сам Елецкий пожаловал, хоть и инкогнито. Уже там выяснилось, что мать в запое неделю, не меньше — сорвалась и снова начала бухать со своими подружками, у одной из которых жила. В кабинете главврача был еще и какой-то высокопоставленный мент, который рассказал, какой дебош мать устроила в баре. А когда ее пытались утихомирить, ударила какого-то официанта разбитой бутылкой по голове. Да так, что ему пришлось вызывать скорую и срочно увозить на операцию.
Игнат слушал все это молча, и ему казалось, будто бы эти люди говорят не про его родную мать, а про другого человека. Чужого человека. Его мама не может быть таким чудовищем! Это нереально! Она не такая!
Такая.
Осознать это было сложно, и впервые за долгое время Игнат почувствовал не только жалость и страх за мать, но и злость. Ну какого, спрашивается, хрена, эта женщина снова начала пить? Она же говорила ему, что вылечилась, что все хорошо! И тут же его кольнула вина — в последнюю неделю он мало с ней разговаривал. А надо было звонить каждый день, два раза в день, три, чтобы отслеживать ее состояние! Или лучше видеть ее каждый день. А он…
Отец снова все разрулил. Оплатил лечение официанту и дал сверху неплохие бабки, чтобы тот не подавал заявление в полицию. Дал на лапу менту, чтобы тот замял дело. Дал главврачу, чтобы у матери было все самое лучшее. Договорился через него на лечение в какой-то новой клинике. И они с Игнатом ушли. Отец отправился домой. Игнат сначала хотел поехать к Сержу, но подумал, что не хочет напрягать его своими проблемами, и так постоянно ноет. И просто заехал в первый попавшийся бар, где в одиночестве сидел за стойкой и глотал обжигающую жидкость, ненавидя себя еще и за это. Мать ведь тоже делала так. Она начала пить, когда ушла Катя, а отец стал гулять направо и налево. Заливала свою боль. Неужели он такой же? Такой же слабак?
К нему попыталась подсесть какая-то девица в красном откровенном платье, явно надеясь на быстрый секс и вознаграждение — она явно была охотницей за такими, как он, и знала, что Игнат оставит подарок, если она удовлетворит его, как следует. Но крошка не знала другого — мысли Игната были только о сводной сестре. Он как будто с ума сошел. Хотел только ее и никого больше. Серж ржал и говорил, что это любовь, а Игнат грозился сломать ему нос за такие слова.
Он вернулся в особняк, который все еще не мог считать своим домом (или не хотел). Пошел на кухню, потому что резко захотел жрать. И увидел танцующую там Ярославу. И тогда он сошел с ума. Окончательно.
Лежа на кровати в своей спальни, Игнат тихо смеялся. Что он ей говорил спьяну? Что замерз? Что хочет, чтобы она отогрела его? Она и отогрела. Позволила ему сделать ей хорошо.