— Нет, есть о чем. И ты сам знаешь это.
— Еще раз — я не собираюсь с тобой разговаривать. Уходи.
След от пощечины пылал на щеке Игната. Должно быть, ему больно… Мне захотелось подуть на его щеку, как в детстве делала мама, когда я ударялась или царапалась. Немного облегчить его боль, обнять, но я понимала — этого не будет.
— Игнат, я не думала, что мы встретимся здесь. В такой ситуации.
Я коснулась его руки, но он одернул ее, будто я ужалила его.
— Не смей касаться.
Теперь в его голосе появилось презрение. Лед в венах начал крошиться и царапать их изнутри.
Презрение тяжелее вынести, чем гнев. Гордость мешает. Но все же я взяла себя в руки и снова попыталась поговорить с ним:
— Игнат, я понимаю, что тебе тяжело, но моя мама…
Я хотела сказать что-то в ее защиту, хотела попытаться построить диалог, но Игнат не дал мне этого сделать. Перебил.
— Да ни хрена ты не понимаешь! — выкрикнул он, не обращая на персонал, который смотрел на нас. — Отвали!
— Пожалуйста, давай поговорим, — почти взмолилась я. — Это все как-то неправильно.
Его губы презрительно изогнулись.
— Кто ты вообще такая, чтобы говорить, что правильно, а что — нет? Строишь из себя ангела, а на самом деле такая же тварь, как мать. В универе ходишь как серая мышь, а сейчас в дорогом шмоте. На стиле. Наверное, тоже хочешь подцепить богатенького? У тебя получится, ты умеешь быть горячей.
— Прекрати, — дрожащим голосом попросила я.
— Детка, я же знаю, что твоя мамаша с отцом из-за бабок. Думаешь, она будет жить с ним счастливо? Нет. Однажды этот ублюдок бросит ее так же, как бросил мою мать. И может быть, ее тоже запрут в психушке.
Его слова пугали, но я не могла отступить.
— Прошу тебя, Игнат, успокойся, — почти взмолилась я. — Давай спокойно поговорим?.. Пожалуйста. Я ведь правда не знала, кто ты.
— А если бы знала? Что-то бы поменялось? Не подошла бы ко мне? — со злой усмешкой спросил он. — А вот я бы подошел.
Его слова стали спусковым крючком, который вдруг ясно дал понять,