– Хвостовой стрелок в порядке. Вижу несколько дырок в фюзеляже.
– Верхний стрелок – ранен в ногу. Осколком, судя по всему. Командир, у нас крыло горит!
– Бортинженер в порядке. Мы лишились двух двигателей. Горит крыло. Я перекрыл подачу топлива, сейчас потухнет. Гидравлическая система теряет давление. Командир мы в жопе.
Штурман и носовой стрелок не отозвались.
– План такой: перелетаем линию фронта и прыгаем. Шансов сесть у нас нет. Помогите, кто-нибудь раненному, посмотрите, что с остальными. Роджер, – второй пилот, – кажется все.
Флайт-лейтенант бросил взгляд на приборы. Машина постепенно начала терять высоту. Но это не страшно. С высоты в пятнадцать тысяч футов, они могли до своей территории допланировать вообще без двигателей. А вот то, что изменившаяся аэродинамика и двигатели, работающие только с одной стороны, тянули самолет на циркуляцию было хуже. Он попытался парировать отклонение штурвалом, но, судя по всему, пробоина в гидравлической системе оказалась больше, чем докладывал бортинженер, и самолет едва откликнулся на движение органом управления.
Вновь ожило переговорное устройство.
– Командир, штурман и стрелок убиты. Какие будут приказания?
Стив Иринг бросил взгляд на часы. Они летели от Штутгарта к фронту уже пятнадцать минут. Пусть средняя скорость около двухсот миль, то есть пролетели примерно пятьдесят. А там как раз где-то пятьдесят и есть. Нужно еще минут десять протянуть для надежности и прыгать. О том, чтобы пытаться сажать самолет, вернее то, что от него осталось, не могло быть и речи.
Эти же мысли он и озвучил экипажу. Вернее, тем кто остался от его экипажа.
На этом можно сказать приключения новейшего английского бомбардировщика Short Stirling, бортовой номер ST 49, закончились. Ну почти. Прыжок с парашютом с высоты в десять тысяч тысяч ночью, приземление на заснеженное поле, «прогулка» через поля в поисках цивилизации. Все это с порезанным осколками лицом… Ну а сам самолет пролетев еще почти восемьдесят миль, оставив чуть в стороне город Нанси, воткнулся в землю. Ту самую на которой никто не знал, что такое мили. Потому что использовали метрическую систему.
«Как же, черт побери нас подловили-то? Ночью, на высоте в пятнадцать сраных тысяч футов. Неужели боши смогли поставить радар на истребитель. Если так, то ночные бомбардировки станут еще более бессмысленными, чем даже считались до этого.
В 1941 году на вооружении люфтваффе появились ночные истребители на основе тяжелого двухмоторного Bf.110. У него на борту монтировали теплопеленгатор – такой себе дедушка радиолокатора. При всей своей сомнительной эффективности, этот прибор позволял хоть как-то находить вражеские самолеты в ночном небе. Особенно хорошо находились большие многомоторные летающие левиафаны. Четыре мотора и тепла излучают в четыре раза больше.
Впоследствии много копий было сломано при обсуждении эффективности бомбардировок немецких городов, во время стратегической паузы конца 1940, начала 1941 года. С точки зрения военного результата, то он был исчезающе мал. Для того, чтобы нанести Третьему рейху существенный урон, союзникам пришлось впоследствии построить тысячи тяжелых бомбовозов, плюс совершенствование прицелов, радаров и другой технической части, а также тактики и стратегии применения этого вида оружия. До этого оставалось еще два-три года.
Если же британцы надеялись сломить немецкий дух редкими бомбами, падающими на спящие города, и убивающие гражданское населения, то добились скорее противоположного эффекта.
Документ 2
[…]
Я не знаю, сколько миллионов людей слушает меня по радио в этот вечер – в тылу и на фронте. Я хочу обратиться ко всем вам из глубин моего сердца и затронуть глубины ваших сердец. Я полагаю, что весь немецкий народ горячо интересует, что я скажу сегодня вечером. Поэтому я буду говорить со всей серьёзностью и открытостью, как того требует данная минута. Немецкий народ – пробуждённый, воспитанный и обученный национал-социализмом, – в состоянии вынести всю правду. Он знает всю серьёзность положения, и поэтому его руководство может требовать от него необходимых жёстких и даже жесточайших мер. Мы, немцы, вооружены на случай слабости и нерешительности. Удары и несчастья войны только придадут нам дополнительные силы, твёрдую решимость, а также духовную и боевую волю для преодоления всех трудностей и преград с революционным натиском.