Царёв врач, или Когда скальпель сильнее клинка

22
18
20
22
24
26
28
30

Бабка вскочила с чурки и, схватив несколько пучков трав, начала спрашивать:

– Это что? А это когда надо собирать? А как сушить, как заваривать? А когда и сколько принимать?

С каждым ответом у моей бабушки Марфы брови поднимались все выше.

– Даниил… – торжественным тоном возвестила она. – Я поняла, почему ты все забыл. Господь дал тебе знания по траволечению, а взамен забрал все, что ты помнил до этого. Я ведь половины не поняла из того, что ты говорил, да и травы называл, как отец Василий, который меня в молодости наставлял. А ведь не знал ты ничего этого! О-хо-хо, мыслимо ли такое, теперь этот отрок больше своей старой бабки знает! – вскликнула баба Марфа в полном восторге. – Данилка, давай приберемся здесь, вскоре уже люди начнут приходить.

Мы вдвоем быстро навели порядок, поставили на места все, что я свалил во время своего бега, затем уселись за стол и приступили к трапезе, которая состояла из блинов, испеченных из ржаной муки на большой плоской железяке над очагом, и взвара из сушеных яблок и слив. Когда я ел этот немудреный завтрак, понял, почему Данила такой худой – парню в таком возрасте надо питаться получше. Мне, честно говоря, эта еда не лезла в рот, но молодое тело просило еще и еще.

После завтрака я выбрался на поверхность и осмотрел место, в котором мне предстояло жить. Землянка была выкопана прямо на высоком берегу маленькой речушки, на которой виднелась запруда из камней. Наверное, сам Данила и сделал ее, чтобы можно было поплавать в речке, так как воды в ней было по колено. На другой стороне речушки простиралось огромное моховое болото. А на нашей шумел светлый сосновый бор, в который прямо от землянки убегала узенькая тропка.

«Неплохое место выбрала старая, – подумал я. – Летом здесь благодать, а вот как зимой тут жить? Ужас один».

Пока я осматривался, на тропке появились две девчонки в длинных до земли сарафанах, закутанные в платки так, что открытыми оставались только глаза.

– Данька! – издали закричали они. – Мы к тебе идем купаться, мамка нас за ягодами отправила, вот посмотри, сколько мы насобирали! В малине оводы такие кусачие, под сарафанами все чешется.

И девчонки тут же, рядом со мной, скинули все свои тряпки и с визгом бросились в прохладную воду. Действительно, оводы покусали их прилично, все ноги и ягодицы были в волдырях.

Девчонки прыгали, визжали, плескались и звали меня.

На шум появилась бабка Марфа, при свете дня она оказалась страшней, чем в землянке. Зубов у нее не было, кроме одного нижнего клыка, который вылезал поверх губы, лицо сморщенное, как печеное яблоко.

Бабка с удивлением уставилась на меня:

– Данька, а ты что не купаешься? Тебя же еще вчера от девок этих было не оттащить! Да уж, крепко тебе память-то отшибло!

– Да, бабушка, мне что-то не хочется в воду лезть, холодно еще, вот попозже можно и окунуться.

– Ну, смотри, дело твое. – И она, повернувшись к девчонкам, заорала: – Я сколько раз вам говорила, охальницы, не трясите грудями перед парнем, за этим сюда ходите? Вот ужо розгами задницы голые разукрашу!

Я смотрел на девчонок, которые после бабкиного крика вылезли из воды, стали торопливо одеваться, и чувствовал, как на это реагирует молодое тело. Еще вчера такие девчонки с только намечающимися очертаниями груди не привлекли бы моего внимания – внимания хирурга, который каждый день видел столько женщин, что иногда ему не хотелось смотреть на них совсем. Но сейчас мой организм реагировал на голые тела совершенно правильно и не спрашивал разрешения у разума.

Девчонки, подобрав свои корзинки, убежали, а бабушка пошла на огород, в котором у нее росли не овощи, а лечебные травы. Присев на землю, она стала пропалывать сорняки. Ее пальцы были искривлены и черны от грязи, въевшейся в кожу намертво. Глянув на меня, бабка проворчала:

– Уже и сама забыла, что ты ничего не помнишь. Давай-ка живо в лес за хворостом, чтобы на несколько дней наносил. Веревка у дверей висит, а топор вот там воткнут.

Я взял веревку, топор и направился в лес. Валежника вокруг землянки практически не было. Видно, Марфа давно сожгла всю мелочовку. Мне пришлось идти дальше. Когда прошел где-то с полкилометра, валежника прибавилось. Я стал рубить сосновые сучья, стараясь делать так, чтобы они получались одной длины – легче будет нести. Монотонная работа не отвлекала, и я погрузился в размышления о своем будущем. Каким образом я попал сюда, трудно было даже вообразить. Наверное, это был путь, не предусматривавший возвращения. Но прожить всю жизнь в землянке? Нет, это меня нисколько не привлекало. Тогда что же делать?