Шешель и шельма

22
18
20
22
24
26
28
30

Всем рассказывала. И со всеми сходилась примерно одинаково: глупо недооценивать наблюдательность и внимательность соседей и уж точно не стоит ими пренебрегать. Просто с Шешелем это еще и щекотало нервы.

Но вот так тесно они общались впервые. И Чарген, хотя испытывала любопытство и азарт, все равно сердилась на себя за то, что непозволительно расслабилась и отошла от выбранного образа. Мало того что позорно и непрофессионально, так еще и опасно! Господин Сыщик — въедливый тип, не нужно будить в нем лишние подозрения.

Она еще раз мрачно покосилась на тусклый световой шар, потом — на свернувшегося трогательным клубочком следователя. Со смешком вспомнила его замечание о женитьбе, окинула соседа новым критическим взглядом.

Следователь Чаре нравился. Худой, конечно, как щепка, она предпочитала более ладные фигуры. Но лицо приятное, выразительное, особенно глаза — холодные, светлые. Взгляд цепкий, бодрит. А еще ей нравились его чувство юмора, обаяние, хладнокровие. И блондинов она любила, хотя никак не могла понять: белобрысый Шешель или это ранняя седина, уж очень странный цвет.

Ну и, главное, это была бы шутка, способная рассмешить богов: она — замужем за высококлассным сыщиком из следственного комитета, вероятным сотрудником контрразведки Ольбада. Даже жаль, что ближайшая свадьба уже запланирована.

И Чара, притулившись в углу, тоже задремала. Спешить ей было уже некуда, такси наверняка уехало, а дирижабль — улетел.

ГЛАВА 1

Замужество как прыжок с парашютом: первый раз страшно, потом увлекаешься

Беряна, столица Ольбада

5 серпеня[2]8151 г.

Быть «прелесть какой дурочкой», не скатываясь до «ужас какой дуры», — искусство сложное, но жизненно необходимое. Этот бесценный талант Чарген, увы, от матери не передался, пришлось нарабатывать долгими тренировками. Острой на язык Чаре сложнее всего далось именно это, даже смирение и послушание не вызывали столько проблем.

Но если бы мама могла сейчас видеть свою старшую и, безусловно, любимую дочь, очень бы ею гордилась. Чарген, то есть Цветана Лилич, то есть теперь уже, по мужу, Цветана Ралевич, дурочкой была восхитительно очаровательной. Легкое воздушное платье нежно-розового цвета оттеняло светлую фарфоровую кожу, аккуратно заколотые драгоценными гребнями локоны блестели полированным золотом, яркие голубые глаза смотрели на мир с наивным восторгом, заставляя стоящих рядом мужчин невольно приосаниваться и вызывая покровительственные улыбки.

Муж, которого это трепетное создание держало сейчас под локоть, поглядывал на распускающих хвосты приятелей и дальних родственников снисходительно, принимая все восторги на собственный счет. Новым приобретением Павле Ралевич был доволен и даже обоснованно горд: найти такое чудо в Беряне — редкая удача. Совсем юная, нежная пансионерка, скромная, хорошо воспитанная, всего пару месяцев назад прибывшая в столицу из своего пансиона. Невинная, как первоцвет, что Павле подозревал все время их знакомства и в чем с глубоким удовлетворением убедился вчерашней брачной ночью.

Выгодное приобретение, доставшееся очень дешево, которое при минимальном вложении засверкало бриллиантом чистой воды.

Павле Ралевич, сорока пяти лет, совладелец ювелирного дома «Северная корона», опытный зеленый маг и авторитетный артефактор, в деньгах не нуждался, поэтому жениться на кошельке считал глупым. Такая девица будет капризна и избалованна, а он слишком занят, чтобы с ней носиться. Голубой крови Павле тоже не искал: тщеславие не требовало обзаводиться титулом, а в его делах положение не играло роли, аристократы и так держались весьма любезно. Да и девица такая будет либо слишком требовательна, либо… В общем, зачем такие сложности?

То ли дело вот это юное создание! Выгодное приобретение, да.

— А как вы думаете, прекрасная Цветана, ждать нам войны с Регидоном? — внезапное обращение одного из друзей мужа заставило очень к месту вздрогнуть от неожиданности.

Голубые глаза пару раз растерянно моргнули, новобрачная неуверенно улыбнулась и проговорила, смущенно опустив взгляд:

— Простите, сударь, я совсем ничего в этом не смыслю… Павле, как ты считаешь?

— Ждать, — с легкой усмешкой ответил тот. — Через пару десятков лет, когда технические средства позволят. Если сумеем протянуть столько без какого-нибудь бунта.