Но все это можно было бы перетерпеть и пережить, если бы не одно главное, неразрешимое противоречие. Нравственный тупик, замкнутый круг: симпатия и интерес к Кляксе, которому не могли противостоять шестеро мертвых мужчин. Умом я понимала, что эта команда — капля в море, и крови на руках пирата гораздо больше, но это меня почти не заботило: тяжело переживать за тех, кого ты никогда не знала и кто остается в воображении только цифрами.
Я забывалась и расслаблялась, потом вспоминала и дрожала от отвращения к самой себе, потом опять уютно устраивалась под боком у тихо и медленно дышащего измененного.
Но хуже всего было то, что я понимала: заботливый и необычный Клякса постоянно рядом, а мертвый экипаж грузовика — в памяти, и рано или поздно пират вытеснит их полностью. Я одновременно и хотела, чтобы это случилось поскорее, и боялась окончательно утратить страх и горечь потери: казалось, что стоит этому произойти, и я исчезну, перестану быть собой, как в сказке, мгновенно превращусь в чудовище.
Или, может, уже перестала быть собой? Ведь я — хорошая, правильная домашняя девочка — не должна столь спокойно и уютно чувствовать себя рядом с убийцей…
Пережить пик этих тревог помог все тот же измененный, хотя и опосредованно: я полностью сосредоточилась на своем единственном пациенте.
Я не стала объяснять мужчине, что при отсутствии каких-либо симптомов искать болезнь — довольно бестолковое занятие. Думаю, он это и сам прекрасно понимал, а лишний раз напоминать, что он легко обойдется без моей помощи, было попросту глупо. Мне велели сделать полный общий осмотр? Вот его я и сделаю. Начать это обследование, конечно, стоило с состояния психики или уж хотя бы с особенностей психологии, но в этих сферах я понимала совсем немного, так что действовать начала по шаблону: с основных общих анализов.
Впрочем, почти сразу, только взглянув на кровь Кляксы, споткнулась о большую и серьезную проблему: я представления не имела, что для этого типа является нормой. Начать уже хотя бы с того, что основные кровяные тельца у него были хоть и узнаваемыми и похожими на привычные, но все же отличались от них. Судя по тому, что тельца отличались, а пират был до сих пор жив, это не являлось признаком какой-то болезни.
— Глеб, а те люди, которые тебя сконструировали… они никакую инструкцию для твоего организма не оставили? — задумчиво спросила я, сидя в единственном кресле у стола и разглядывая на экране диагноста портреты тех монстриков, которые устройство обнаружило в крови измененного вместо кровяных телец. Приборчик воспринимал их как заразу и паниковал.
— Все плохо? — насмешливо уточнил Клякса, нависший надо мной и с любопытством глядевший на тот же экран.
Одна рука мужчины опиралась о стол, вторая держалась за спинку кресла, мне бы в таких условиях, наверное, следовало испытывать неудобство и как минимум опасение. Но близость Глеба за прошедшие несколько дней стала настолько привычной и умиротворяющей, так прочно ассоциировалась с безопасностью, что никакого протеста я не ощущала. Даже наоборот, чувствовала себя защищенной, словно зверек в собственной норке.
— Ты вот про эти красные кружочки с восклицательными знаками и ругательные слова? — насмешливо уточнила я. — Не обращай внимания. Это ведь портативный рабочий инструмент, а не мощный лабораторный анализатор, он просто не понимает, что видит, вот и вопит об ошибках программы и вероятном неизвестном заболевании.
— Нет, подробной инструкции мне не дали, — ответил измененный на предыдущий вопрос, отодвинулся и присел на край постели. Собственному мимолетному разочарованию от этого его действия я не удивилась. — Только рекомендации для пользователя. В частности, про кровь говорили, что мне любую можно вливать, усвоится. Конечно, еще что-то было, но я сейчас уже и не вспомню.
— То есть, получается, ты в полном смысле другой вид? Воплощенная мечта генного инженера? Где же таких делают?!
— Все тебе расскажи, — хмыкнул Глеб. — Таких, подозреваю, нигде не делают: я единственный выживший из кучи подопытных.
— Тебя похитили и ставили опыты? — испуганно вытаращилась я. Что ж, это многое…
— Издеваешься? — Клякса глянул на меня как на идиотку. — Так бы меня и выпустили при подобном раскладе! Нет, все было добровольно, но уж больно потери велики для того, чтобы ставить на поток.
— Погоди, но выходит, что ты в принципе не совместим с людьми? — Я нахмурилась.
— В каком смысле? — Белые брови озадаченно выгнулись.
— Ну, в прямом. Дети там, и все такое…
Под растерянным взглядом измененного я отчаянно смутилась, хотя ничего этакого вроде бы не спрашивала.