Не любит церковь скоморохов, считает бесовщиной, и в церковной ограде хоронить запрещает. А других развлечений разве что хороводы и кулачный бой. Но как ни старались клирики, как не давили, все равно скоморошество выжило. А раз не можешь предотвратить, значит, надо возглавить.
— Эй, ну-ка, осади, — крикнул я владычным, уже потянувшим ременные веревки с седел, чтобы вязать скомороха.
Первый из них, видно, старший, недобро оглядел нас, заляпанных грязью с ног до головы на таких же грязных конях:
— Ступай се мимо.
— Уж больно ты грозен, как я погляжу, — на автомате вырвалось у меня.
— Отвали, — уже злее сказал первый и положил лапищу на рукоять сабли.
Гридни немедля сдвинулись вперед, закрывая меня.
— Шапки долой! — рявкнул Волк. — С князем говоришь!
Злой взгляд сменился ошарашенным, потом в нем мелькнуло узнавание, оторопь, страх… Трое немедля обнажили и склонили головы, но скомороха не выпустили.
— Этого я забираю. Гусли тож давай сюда.
До Фроловских ворот мы добрались как только ослаб дождь. Один из молодших держал под епанчой бубен, другой гусли, третий засунул рожок себе за пояс, скоморох, назвавшийся Ремезом, бежал, держась за стремя Волка и оскальзываясь в лужах. Стоило нам перекреститься на надвратную икону Спаса, как сзади по бревнам моста прогрохотали копыта и взмыленный посыльный прокричал:
— Расступись!
Но в воротах расступаться некуда и он неволей остановил запаленного коня, увидел меня, сорвал шапку и, поклонившись до конской гривы, тяжело произнес:
— Юрьевичи Кострому изгоном взяли!
Глава 8. Экономика должна быть