Очкарик вздохнул, но на мою провокацию не поддался. Разговор не поддержал. Хитёр-бобёр. Однако я не собирался так просто сдаваться.
— А какое отношение имеет лингвистика к лечению детей, страдающих детским церебральным параличом? — спросил я.
— Просто лингвистика — никакого, — ответил Русик. — Однако область моих научных интересов — структурная и математическая лингвистика.
Ага. Он думает — я лыком шит? Напустит научного тумана, и я заткнусь? Как бы не так…
— Значит, моя жена собирает для вас данные, а вы их обрабатываете. Вероятно — с использованием компьютера, — произнес я.
Лингвист хмыкнул.
— В общем — да.
— Осталось лишь понять, источником каких именно данных для структурного лингвистического анализа может быть больной ребенок? Все это напоминает научную фантастику, но в чудеса я не верю. Не бывает их. Хотя, не чудо ли, мое перемещение о времени?
Русик покачал головой, но смотрел прямо перед собой. Помолчав минут пять, он заговорил, опять съехав на «вы»:
— Вы, несомненно, более эрудированы, чем хотите казаться… И, тем не менее, даже простейший анализ ваших высказываний говорит о том, что сведения ваши весьма поверхностны.
— Не спорю! — откликнулся я. — Набрался по верхам, то ли в «Технике — молодежи», то ли в «Знании — силе»…
— Вот и я о том! — подхватил он. — И если уж вас так интересует этот вопрос… Есть мнение, что речевые нарушения у детей, страдающих не только ДЦП, но и другими отклонениями психофизического развития, не случайны. Они глубоко связаны с происходящими в их мозге процессами… И если мы эти процессы поймем, кто знает, может быть, нам удастся найти ключ к природе этих нарушений…
— Короче — найти способ их лечения?
— В конечном счете — да!
— Что ж, благородная цель, — пробормотал я. — Только почему — тайно?
— А вы представьте себе общество, граждане которого не страдают ДЦП, аутизмом, даунизмом, олигофренией — и прочими нарушениями развития?.. — увлекшись, воскликнул Русик. — Это же будет настоящий рывок в будущее!.. Мы ведь не знаем, какие интеллектуальные возможности остаются нераскрытыми, просто из-за неудачной рекомбинации генов?..
— Так это же гены! — проговорил я. — Разве ж можно дауна сделать — не дауном, а олигофрена — не олигофреном?
— Соматически — нет, а вот психически, вполне возможно, — ответил лингвист. — Мы уже почти приехали… Какие будут дальнейшие указания?
— Припаркуй где-нибудь свою колымагу и за мной! — скомандовал я на правах старшего.
Очкарик возражать не стал. Он отыскал свободное место, где можно приткнуть тачку и мы поспешили к центральному входу в гостиничный вестибюль. Швейцар окинул нас оценивающим взглядом, но пропустил. Мы подошли к стойке администратора. За нею сидела дама симпатичной наружности, взгляд которой при этом был тяжек, как свинец.