Пал Палыч постучал вилкой по кувшину с морсом, привлекая к себе внимание и устанавливая тишину. Участники застолья умолкли и повернулись к начальству лицом. Я сидел между химичкой и биологичкой. Они сами подсели ко мне. Уж не знаю, с какой целью, но я совсем был не против. Во всяком случае, если они думали, что я буду ухаживать за ними, подкладывать им салатики, колбаску и грибочки, подливать шампанского, то немного ошиблись. Для этого есть другие. Рядом с Людмилой Прокофьевной, но с другой стороны сидел Карл Фридрихович, а по левую руку от Екатерины Семеновны — Петр Николаевич.
— Товарищи! — воззвал к нам Разуваев. — Предлагаю первый тост… В уходящем году наша школа заняла второе место на городских соревнованиях по шахматам, давайте выпьем за то, чтобы в наступающем мы заняли первое место в городской спартакиаде!
Первый директорский тост всех озадачил, включая меня, но тем не менее мы закричали «Ура!» и принялись чокаться бокалами и рюмками. После чего — накинулись на закуски, ибо с утра никто ничего не ел, так как столовка была закрыта на спецобслуживание, в смысле — на подготовку нынешнего банкета. Оливье, винегрет, селедку под шубой, колбасные и сырные нарезки, маринованные грибочки, соленые огурцы и прочее уминались со страшной скоростью. Новогоднему столу грозило преждевременное разорение.
Поэтому, когда снова раздался звон, пирующие нехотя обратили взоры к «президиуму». Увы, на этот раз тост решила произнести Царева. Ничего хорошего от нее никто не ждал, так что все оцепенели, как кролики перед удавом. Только мне было плевать. Я озирал стол в поисках чего-нибудь, что я еще не пробовал. Для Шапокляк мой демарш не мог остаться не замеченным. Она еще яростнее загремела вилкой по уже полупустому кувшину с морсом. На меня сразу зашикали соседи по столу, но я уже подцепил кусок свиного языка и положил его в тарелку. Увидев, что я сосредоточился на закуске, завучиха заговорила:
— Товарищи! — строго воззвала она. — Павел Павлович, наш уважаемый директор, произнес поневоле краткую речь, понимая, что все проголодались. Однако теперь, когда первый голод утолен, я хочу дополнить его выступление…
— Коротенько, минут на сорок, — хмыкнул я, а Шапокляк сделала вид, что не расслышала.
— Говоря о прошлогодних успехах, — продолжала Эвелина Ардалионовна, — товарищ Разуваев поскромничал. В уходящем году мы не только заняли второе место по шахматам, но и первое по сдаче макулатуры и металлолома, а также получили переходящее красное знамя, как победители социалистического соревнования среди школ нашего района. И хотя в праздничные дни не хочется говорить о плохом, все же нельзя не заметить того обстоятельства, что в первое полугодие этого учебного года мы вряд ли будем отмечены городским отделом народного образования, как передовое среднее учебное заведение. У нас развалена работа с молодежью по линии старшей пионервожатой, которая вынуждена была уйти по причине низкого морального облика некоторых наших сотрудников…
— Товарищ Царева, товарищ Царева! — укоризненно пробормотал директор. — Сейчас это не совсем подходящее время…
— Хорошо, товарищ Разуваев, я закругляюсь, — сказала та. — Предлагаю тост за то, чтобы в наступающем году мы избавились от всего плохого, что постигло нас в конце этого года…
Ее тост поддержали вяло. Криков «Ура» не последовало. Многие выпили не чокаясь, как на поминках.
— Не обращай внимания, Саша, — сказал Карл, наклоняясь ко мне через бюст химички.
— Так я и не обратил, — улыбнулся я. — Завуч лает, а караван-то идет.
И пирушка пошла своим чередом. Принесли горячее — отбивные с гарниром из жареной с грибами картошки. Под мясо и студеная водочка в заиндевевших бутылках пошла куда веселее. На нее налегли даже дамы, тем более, что шампанское уже закончилось.
Обе училки, что сидели справа и слева от меня, откровенно прижимались ко мне, иногда касаясь выпирающей грудью. Каждая помнила, как я стискивал их в минуты страсти. Сохранить хладнокровие в эти мгновения было затруднительно. Ведь я тоже потягивал водочку, которая, как известно, красит женщин лучше любой косметики.
А тут еще, тоже изрядно поддавший и жаждущий плотских наслаждений Григорий Емельяныч объявил танцы и поставил бобину с группой «АББА», пользующейся в это время бешеной популярностью. Педсостав повскакивал из-за стола и принялся отплясывать, а когда пошли медляки — стали топтаться в обжимку. За столом остались немногие. И тут мне пришла в голову дерзкая мысль, спровоцированная, без всякого сомнения винными парами. Когда шведская четверка затянула песенку с пожеланиями счастливого Нового года, я направился к «президиуму».
— Разрешите вас пригласить! — обратился я к единственной женщине, оставшейся за этим столом.
Шапокляк воззрилась на меня, словно я изрек невесть какую ересь.
— А вы не ошиблись, Александр Сергеевич? — спросила она.
— Нет, Эвелина Ардалионовна, — прищурился я, еле выговорив ее зубодробительное отчество, слегка заплетающимся языком. — Именно — вас!
— Вообще-то я не танцую, — принялась ломаться завучиха, — но если вы настаиваете…