Теперь, узнав о том, с каких сторон мне пришлось повидать смерть, надеюсь, вы поняли, что у нас с ней давно установились доверительные товарищеские отношения.
Не будучи поклонницей танатологии – науки о смерти, – я, думается, достаточно с ней соприкасалась, чтобы составить реалистическое представление о том, что меня ждет впереди. Однако я не берусь с уверенностью предсказывать, как буду вести себя при нашей встрече. Подозреваю, что человек, много и часто размышляющий о собственной смерти, и он же, встречающий ее, наконец, лицом к лицу, сильно отличаются друг от друга. Элемент неизвестности толкает нас к такому философствованию тем сильнее, чем быстрей проносятся годы и чем ближе становится могильная черта. Поскольку никто еще не возвратился, чтобы рассказать нам, на что в действительности похожа смерть, никакое планирование и подготовка не гарантируют нам плавного перехода. Единственное, в чем можно быть уверенным – рано или поздно он предстоит всем. И хотя другие могут проделать рядом с нами часть этого пути, дальше нашим единственным спутником будет она – смерть.
Для каждого момент, в который прекращается жизнь и начинается смерть, будет своим. Для многих просто не быть мертвым уже означает жить. Существуют ли способы заставить ее подождать? Я бы сказала, до некоторой степени смерть согласна идти на уступки. С ней, похоже, можно торговаться и договариваться, главное – представить убедительные аргументы, подкрепленные искренними чувствами. Ведь нередко приходится слышать о смертельно больных пациентах, твердо решивших дожить до Рождества, свадьбы кого-то из детей или другого важного события, которые опровергают прогнозы врачей, чтобы сбылось их желание, и умирают спустя буквально несколько дней. Проблема с прогнозами – которые, в общем-то, всего лишь предположительные – заключается в том, что они могут превратиться в «самосбывающееся пророчество». Прогноз может лишить нас желания бороться, когда подходит назначенный срок, и мы теряем веру, перестаем жить и начинаем умирать. Или же мы растрачиваем последние силы, чтобы до него дотянуть, и на этом все кончается.
Альтернативой может стать решение неустанно бороться со смертью, не концентрируясь на особой дате. Примером такой борьбы является Норман Казенс, американский журналист, которому в 1964 году поставили диагноз – анкилозирующий спондилит, при котором шанс на выздоровление составляет 1 из 500. Уверенный в том, что положительные эмоции помогают человеку справляться с болезнями, он начал принимать высокие дозы витамина С, переехал в отель и купил кинопроектор. Норман обнаружил, что если от души посмеяться над комедиями братьев Маркс, то два часа ночного сна без болей ему обеспечено.
Через шесть месяцев он снова встал на ноги, а через два года вернулся к полноценной работе. Казенс умер от сердечной недостаточности спустя двадцать шесть лет после того диагноза – и спустя тридцать шесть лет после того, как узнал, что у него больное сердце. Он просто отказывался умирать, хотя доктора говорили, что придется, а лучшим лечением считал смех. Нет ничего плохого в том, чтобы перестать бороться, если это ваше сознательное решение, однако его пример может послужить уроком тем, кто к этому еще не готов.
Существует масса хорошо известных факторов, которые могут оказывать положительный или отрицательный эффект на продолжительность нашей жизни. Если вы правильно питаетесь и достаточно двигаетесь, состоите в браке и относитесь к женскому полу, у вас больше шансов на долголетие. Женщины живут примерно на 5 % дольше мужчин – этот факт подтверждался во всех странах, где проводились исследования. Выдвигалось предположение, что дело в Х-хромосомах, которых у них две, а мужчин всего одна: у женщины как бы есть запасная, на случай поломки. Идея, конечно, любопытная, но меньшая продолжительность жизни у мужчин связана в основном с негативными побочными эффектами тестостерона.
Изучение евнухов при императорском дворе династии Чосон (1392–1910) в Корее показало, что они жили в среднем на двадцать лет дольше, чем некастрированные мужчины. Интересно, что это касалось только тех, кому удалили яички в возрасте до пятнадцати лет. У тех, кого стерилизовали после наступления пубертата, когда биохимическое воздействие тестостерона уже начало проявляться, продолжительность жизни увеличивалась лишь незначительно. Однако было бы чересчур экстремально, не говоря уже о губительных последствиях для всего человеческого рода, если бы мужчины начали отвоевывать себе дополнительные двадцать лет жизни путем кастрации.
Обычно мы измеряем свою жизнь – и составляющие ее части – в днях, месяцах или годах. Однако гораздо интереснее, на мой взгляд, измерять ее в рисках. Существует дебит и кредит, влияющие на ее продолжительность, а они определяются нашим выбором.
В 1978 году, в сборнике
Все это единичные действия, чреватые внезапной смертью: их профессор Говард назвал «острыми рисками». Действия с кумулятивным эффектом, для которых требуется время, чтобы превратиться в настоящий фактор риска, он назвал «хроническими рисками». К этой категории относится, например, употребление половины литра вина или два месяца совместной жизни с курильщиком, что оценивается в одну микросмерть.
С другой стороны, мы можем выкупить обратно наше драгоценное время, заплатив «микрожизнями». Микрожизнь – единица, описанная сэром Дэвидом Шпигельгальтером из Кембриджского университета, которая означает, что за день мы прибавили к своей жизни тридцать минут. Все мы имеем представление о том, ценой каких действий покупаются микрожизни, и, если честно, они редко доставляют удовольствие. Четыре микрожизни для мужчин и три для женщин обеспечивают ежедневные пять порция свежих овощей и фруктов. Да-да, снова брокколи на обед!
Мне думается, давно пора разработать новую меру рисков: микросчастье. Наша жизнь будет куда увлекательнее, вне зависимости от продолжительности, если мы станем оценивать ее в радости, смехе и веселых безумствах. Микрожизни копятся, микросмерти тоже, а вот микросчастье – бесценно. Уверена, Норман Казенс бы со мной согласился.
Так что насчет моего собственного умирания, смерти и пребывания мертвой?
Насчет смерти и всего последующего я на данный момент практически не беспокоюсь – бояться тут нечего, и, могу сказать, меня даже интригует то, что ждет впереди. Я знаю слабые и сильные стороны своего организма, и мне будет интересно посмотреть, как он себя поведет перед тем, как отключиться навсегда. Однако я совсем не герой и, как большинство людей, предпочту, чтобы этап «умирания» был как можно короче. В каком-то смысле меня очень интересует порог, отделяющий умирание от собственно смерти, и я хотела бы осознанно его перешагнуть, когда придет мой час. Главное, чтобы этот момент не слишком затянулся. Как сказал древнеримский философ Сенека, «мудрец живет столько, сколько должен, а не столько, сколько может».
Я не хочу дожить до глубокой старости, если это означает растрачивать ресурсы, необходимые молодым, особенно если не смогу больше ничего им дать и стану обузой на шее тех, кого люблю. Я хочу быть независимой и самостоятельно передвигаться до последнего дня и ради этого охотно пожертвую количеством в пользу качества. Хочу, чтобы моя смерть была как взрыв, не как угасание. Я готова терпеть некоторый телесный дискомфорт, связанный со старостью, но только, пожалуйста, пусть у меня останется здравый рассудок! Не хочу доживать свой век в инвалидном доме или больнице. Не хочу, чтобы старческое слабоумие украло у меня мою жизнь и мои воспоминания. Не хочу закончить, как мой отец.
Меня не раз спрашивали, почему я решила написать эту книгу, и почему именно сейчас. Правда в том, что это для меня возможность записать свои истории для дочек, чтобы они их узнали с моих слов. Мой отец был великолепным рассказчиком, и я в детстве обожала слушать его истории. Недавно мне попалось письмо, которое Грейс и Анна ему написали в 1997 году. На Рождество они подарили ему книгу для записей и ручку, а в письме просили записать для них свои истории, чтобы те сохранились надолго. К сожалению, он этого не сделал, и большинство из них умерли вместе с ним. Еще несколько умрет, когда не станет меня. Вот почему я надеюсь, что эта книга поможет Бет, Грейс и Анне, а также их потомкам немного лучше понять меня и мою жизнь.
Мой муж и дети крайне недовольны тем, что в последний раз я обращалась к врачу лет двадцать назад – когда рожала Анну. Я не принимаю на постоянной основе никаких лекарств, хотя подозреваю, что, стоит сделать анализы, мне немедленно выпишут какие-нибудь таблетки от моего давления, моего холестерина, моего сахара или моего чего-нибудь еще. Скользкая дорожка, встав на которую неизбежно покатишься вниз.
В свой пятидесятый день рождения на коврике у двери вместе с почтой я обнаружила листовку с «выгодным» предложением на колоноскопию – ничего себе поздравленьице! Конечно, я понимаю, что превентивная медицина спасает жизни, и многие воспользовались бы им с радостью, но, к счастью, у всех у нас есть выбор. Лично я не вижу смысла идти к врачу, чтобы тот проверил, все ли со мной в порядке, пока не ощущаю никакого дискомфорта. Да, у меня побаливает то тут, то там, соответственно возрасту, но это не повод обращаться к терапевту для подробного – минут на шесть – осмотра, чтобы услышать, что у меня лишний вес и я должна больше двигаться. Муж каждый день дает мне таблетку аспирина, я ее выпиваю, и все, вопрос закрыт.
Моя бабушка всегда говорила, что от врачей надо держаться подальше. По ее мнению, попадание в госпиталь только увеличивает шансы уехать оттуда ногами вперед в деревянном костюме. Я не хочу, чтобы на мою жизнь влияли какие-то диагнозы и прогнозы, чтобы она крутилась вокруг болезни и стала частью медицинской статистики. Только судьба решает, сколько мне жить и когда умереть. Я не собираюсь оттягивать свою смерть. У всех у нас разные мнения и разные характеры, и каждый сам решает, до какой степени готов бороться за жизнь. Я, скорее всего, предпочту тянуть до момента, когда мое состояние станет критическим. Не хочу встретить смерть под воздействием медикаментов.
Я живу полной жизнью. У меня всегда есть цель. Я отлично провожу время. Я встречаюсь с чудесными людьми. Мой муж – мой лучший друг. У нас прекрасные дети и внуки. Я пережила своих родителей. Даже если моя исходная, более консервативная, оценка примерного срока жизни окажется верной, у меня еще есть лет семнадцать, но, честно говоря, уже сейчас я каждый день воспринимаю как приятный бонус. Конечно, мне бы хотелось, чтобы так продолжалось как можно дольше, но главное, чего я жду от смерти, это чтобы она произошла в свой черед – то есть, чтобы я умерла раньше моих детей и внуков. Навидавшись страданий родителей, лишившихся ребенка, я никому такого не пожелаю.