Летнее Солнцестояние

Как ни странно, Брекен мгновенно понял Халвера. Он чувствовал раскинувшуюся вокруг Древнюю Систему, но осознавал, что данктонские кроты утратили ее если не навсегда, то надолго: вернуться сюда сейчас они попросту не могли — ими владел совершенно иной дух. Что до входов в систему, то они, очевидно, были засыпаны землей и камнем, охранявшими тайну древних туннелей.

После того как кроты провели возле Камня два или три дня, они перебрались к южной опушке леса. С одной стороны он был ограничен меловой осыпью, над которой постоянно гулял ветер. С другой начинались (или, если угодно, заканчивались) пастбища — бугристые, густо поросшие кустами утесника, ярко-желтые цветы которого тут же привлекли внимание Брекена, хотя он так и не осмелился выйти из леса, чтобы рассмотреть их получше.

Меж лесом и пастбищами лежала полоска ничейной земли, поросшей разнотравьем и низкорослым боярышником. Именно здесь кроты и провели последние пять дней перед Летним Солнцестоянием. Каждый вырыл себе норку, а за червями они по-прежнему ходили в лес. Брекен при этом каждый раз трусил — он опасался, что в лесу их может обнаружить Рун или какие-то другие приспешники Мандрейка. Страхи его оказались напрасными — они встречались разве что с кроликами, которых Брекен видел впервые. Они то и дело перебегали с места на место и боязливо вздрагивали, стоило Брекену высунуть мордочку из норы.

До последнего времени Брекен спал нерегулярно, но подолгу. Теперь же он перенял у Халвера манеру спать в три приема. Вообще-то, днем Халвер любил бродить по туннелям, здесь же, в их временном обиталище, они были слишком короткими для подобных прогулок, и потому в дневное время Халвер рассказывал Брекену об истории Данктона. Он рассказывал ему о великих старейшинах прошлого, о славных битвах, о лихолетье, когда черви исчезали неведомо куда и кротам грозила голодная смерть. Рассказывал он и о появлении Мандрейка, и о деспотах прошлого, которым, по его мнению, было далеко до нынешнего тирана, превосходившего всех своих предшественников «злонравием». Брекен заинтересовался значением слова «злонравие» и, получив вполне внятный ответ, решил про себя, что это же самое слово с тем же успехом можно приложить и к Руну. Именно от Халвера он услышал о Целительнице Розе, приходившей с лугов для того, чтобы лечить больных и калек.

— Скорее всего, ты никогда не встречался с нею, ведь обычно она заглядывала только в Болотный Край, где ее ценили куда больше, чем в других частях Данктонской системы. Появлялась же она, как правило, весной или осенью — до последней ты еще не дожил, а первой ты уже не помнишь.

— Выходит, она — луговой крот? — изумился Брекен, привыкший считать луговых кротов коварными, агрессивными созданиями, в которых жители Данктона видели своих первейших врагов.

— Да, но она — целительница. Целители живут иначе, чем все, — у них свои пути и свои ритмы... Роза не обидит и блоху, да и ее саму никто не обидит... Я видел ее всего несколько раз, и то — мельком... Она никогда не возлагала на меня лапу...

— И сколько же она видела Самых Долгих Ночей? — спросил Брекен.

— Ммм... Разумеется, она далеко не молода, однако это не мешает ей оставаться юной... Она то поет, то танцует. Порой — когда ее об этом просят — она рассказывает истории.

— Когда она появилась в системе?

— Хороший вопрос. Но ответить на него сложно. Сказать, когда она пришла сюда впервые, не смогут и те, кого она исцелила. Иные из этих кротов даже не подозревали о том, что с ними что-то не так. Когда о ней никто не вспоминает, она живет себе где-то в лугах, когда же в ней возникает нужда, она неким мистическим образом появляется в Данктоне... Только не подумай, что она приходит ко всем больным без исключения, — будь так, ей пришлось бы находиться здесь постоянно.

Через день-другой Халвер вновь вспомнил о Розе. Они беседовали о болезнях и болях, и старик стал говорить о том, что в некоторых случаях ему помогают те или иные растения, например плоды шиповника («Прекрасное средство от переутомления. Найти же их можно в Вестсайде на опушке леса») или подлесник («В Данктоне его полным-полно... Это лучшее средство для заживления ран»). Халверу, помимо прочего, нравился запах некоторых растений, особенно тех, что росли на солнечных прогалинах.

— И ты знаешь, Роза, о которой я тебе уже рассказывал, пахла примерно так же, но только много лучше. Находиться рядом с ней — одно удовольствие! Об этом же мне говорил и Меккинс. Он знал Розу лучше других старейшин, ибо был выходцем из Болотного Края.

Халвер вздохнул. Он часто ловил себя на том, что не может найти нужных слов и потому не способен передать юноше всего того, что знал и понимал сам. Он и так знал до обидного мало, передать же мог куда как меньше... Это обстоятельство не могло не огорчать старого Халвера.

Брекену же представлялось, что Халвера огорчает не что иное, как его, Брекена, тупость и невосприимчивость. Порой старик пускался в длинные непонятные рассуждения, вызывавшие у Брекена разве что недоумение. Халвер в таких случаях становился невероятно раздражительным и желчным. Впрочем, Брекен не обращал на это внимания — он полюбил старого крота настолько, что даже к странностям его относился с, почтением.

После того как они поселились на самом краю леса или, точнее, уже за его пределами, они почувствовали себя в сравнительной безопасности.

Чем ближе становилась ночь ритуала, тем чаще вспоминал о нем Халвер. Если в первые дни он говорил в основном о его значении и цели, то теперь речь шла о нем самом. Халвер то и дело цитировал отдельные части словесных формул, объясняя их значение и отмечая особенности правильного их произношения. Формального обучения этим формулам, однако, не происходило.

— Слова меняются при их произношении, — объяснял Халвер. — Ты должен постигнуть скорее их смысл, чем звучание... Запомни раз и навсегда — главное не буква, но дух... Если тебе придется совершать этот ритуал, ты сможешь воссоздать звучание формул, памятуя об их значении. Слова его известны моему старинному приятелю Биндлю — при желании ты можешь узнать их у него. Однако он не знает последней — самой важной — молитвы. Я пытался научить его и ей, но он отказался, сказал, что не понимает ее смысла. Теперь уже поздно — на прошлой церемонии он уже не появился. Наверное, Мандрейка боится... С тех пор как я видел его последний раз, прошло уже много кротовьих лет — да, да, — именно лет, Брекен. Однако я по-прежнему числю Биндля среди своих друзей...

Впервые за все то время, что они провели на вершине холма, Халвер заметно погрустнел.

Одну из частей ритуала Брекену все-таки пришлось выучить наизусть. Халвер заставлял повторять ее снова и снова, пока слова ритуальной формулы не превратились для Брекена в последовательность звуков, напрочь лишенную смысла (при частом повторении двух запавших ему в память строк из молитвы перед вкушением пищи те тоже теряли свой смысл). Это была заключительная молитва ритуала, которую в свое время отказался учить Биндль. Халвер повторял раз за разом: