На этой неделе я ждал ее возле церкви, на маленькой скамейке перед статуей Марии, предназначенной скорее для того, чтобы люди могли спокойно молиться, а не выслеживать десятилетних девочек. Если кто-нибудь пронюхает о том идиотизме, которым я занимаюсь здесь по субботам, они, вероятно, подумают, что я проклятый растлитель малолетних.
Моя маленькая подруга припарковала свой велосипед с другой стороны церкви и огляделась, чтобы посмотреть, не наблюдает ли кто-нибудь за ней, прежде чем вбежать внутрь. Я пригнулся, но не был уверен, увидела она меня или нет. Я даже не вполне понимал, зачем я все это делаю и что, черт возьми, ищу, но теперь, по крайней мере, я знал, как она сюда добирается и что она и в самом деле одна.
Я подождал несколько минут, прежде чем войти, полагая, что дал ей достаточно времени, чтобы устроиться в исповедальне «на стороне грешника». Но, когда я проскользнул в церковь, она стояла на коленях у скамьи возле исповедальни. Голова ее была опущена на сложенные домиком руки.
Должно быть, она почувствовала на себе мой взгляд, потому что через минуту подняла голову и огляделась. К счастью, она сначала посмотрела в другую сторону, давая мне возможность спрятаться за колонну.
Убедившись, что путь свободен, малявка встала со скамьи и направилась к исповедальне. Как и на прошлой неделе, она сначала открыла дверь на стороне священника, а не прихожанина. Хотя на этот раз она не стала туда входить. Дверь она держала открытой, загораживая мне весь обзор, и я не мог точно понять, что же она там делает. Но по тому, как она согнулась в талии, как подняла, а затем снова опустила руку, я решил, что она, возможно, что-то бросила внутрь. Потом, как и в прошлый раз, она открыла другую дверь и исчезла внутри.
Заинтригованный, я направился прямиком к кабинке, но только чтобы убедиться, что там все так же, как и все последние шесть недель. Красное бархатное кресло, грубая, покрытая потертой кожей деревянная подставка для коленопреклонения, золотое распятие на стене… вот и все. Затем я заметил маленькую монетку, лежащую прямо за передней ножкой стула, которую было легко не заметить. Наклонившись, я поднял ее. Девочка заговорила прежде, чем я успел сесть.
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила.
Я снова и снова подбрасывал потускневшую медную монетку и ловил ее, зажимая между большим и указательным пальцами, когда мы начали беседу.
– Расскажи мне о своих грехах.
На этой неделе у девчушки было грустное настроение. Я не услышал от нее никаких забавных историй о Томми, и хотя она была на другой стороне исповедальни в течение целых двадцати минут, на самом деле она почти ничего не сказала.
– Как дела в школе?
– Я не была там три дня.
– Почему же? Ты болела?
– Нет.
– Тогда почему ты не ходила в школу?
– Разве это грех – пропускать уроки?
– Не совсем. Но все же в школу нужно ходить. Образование действительно важно. – Очевидно, сегодня я изображал свою мать, а не священника. – И у тебя могут быть неприятности из-за того, что ты туда не ходишь. Ты знаешь, что такое прогулы?
– Нет.
– Это когда ты должна быть на уроках в школе, но тебя там нет.