Развод. Вспомни, как мы любили

22
18
20
22
24
26
28
30

Не забежит она сейчас за кружкой чая и галстук, блин, самому завязывать.

Нет, это несложно и не занимает много времени, но остро не хватает женской заботы, которую я принимал сначала как само разумеющееся, а потом чувствовал раздражение к ловким пальцам.

Я хотел свободы?

Ну, вот она.

И в ней неплохо, надо сказать, если смотреть с точки зрения эгоистичного мужика-одиночки: тихое неторопливое утро и молчаливые размышления о жизни. Никакой суеты от жены, спешки и криков от дочерей, споров, но вместе с этим и нет от них объятий, чмоков в щеку и веселой болтовни о всякой нелепице.

Стою перед зеркалом с незавязанным галстуком и подхватываю с комода телефон.

Я хочу услышать голос своей бывшей жены.

— Алло, — Маша растягивает букву “о” в зевке, а затем рявкает, — Лиза! Я тебе по жопе дам! Немедленно прекрати!

— Что у вас там?

— Я сейчас папе все расскажу!

— Ой ну и ладно!

— Она, понимаешь, набирает в рот сок и выливает его струйкой обратно! — возмущенно охает Маша.

— Зачем? — недоумеваю я.

— Проверяет есть ли в нем консерванты. После них якобы остается какое-то послевкусие. Она буквально полощет рот соком! И еще с таким умным видом!

— Ну, мам! Послевкусие есть! Точно консерванты!

— Какие консерванты, если это свежевыжатый сок? — Маша повышает голос. — Лиза, блин!

— Мне девочки сказали, что он из коробки… — пауза и крик. — Ах вы!

Смех, громкая возня, визги, и тяжелый вздох Маши:

— Это какой-то кошмар, Вить. Вчера она лепили человечков их хлеба. Здоровые девахи уже, а детство в жопе все еще играет. Им бы мальчиков обсуждать, секретики записывать в дневниках, а они хлебных человечков лепят.

— Ма! Ну, каких мальчиков? — возмущенно вопрошает Даша.