— Я не буду это обсуждать с тобой, — холодно отзывается Виктор.
— Ты это обсудишь с нашими дочерьми, — цежу я сквозь зубы.
— Ты лучше скажи, какого черта моя мать сорвалась с ними сюда? — вскидывает руку в сторону нашего дома.
— А ты мне рот не заткнешь, — делаю к нему шаг. — Ясно? Я не просила Валентину приезжать, но молчать о том, что ты ускакал к другой бабе, не стала. И ты себе как это представлял? Я проглочу язык на две недели?
Поскрипывает калитка, и из нее выходит Валентина. Она скрещивает руки на груди, молча смотрит на Виктора и поджимает губы.
Виктор медленно выдыхает, приглаживает волосы, отворачивается и проводит ладонью по лицу.
— Вить, это правда? — спрашивает Валентина.
— Да, — он резко разворачивается к ней. — Да, это правда.
— Ты ополоумел?
— Вероятно, — усмехается он, всплеснув руками. — Мам, ты не должна была…
— Слушай, Вить, — Валентина едва заметно прищуривается, — я тебя люблю, я тебе жопу мыла, сопли вытирала… И я тебе люблю и буду любить. Этого ничего не изменит, но мне за Машу очень обидно. Очень обидно. она хорошая женщина.
— Я знаю, мам, — Виктор хмыкает.
Острые когти проходят по моим свежим ранам, и я судорожно выдыхаю
— Ты рушишь семью, Вить.
— Он уже ее разрушил, — тихо говорю я.
— Я вас двоих помню зелеными подростками, — Валентина переводит взгляд с Виктора на меня и вновь смотрит на него. — Я помню, как давала тебе на школьные обеды чуть больше, чем требовалось, чтобы ты мог сводить Машу в кино и угостить ее мороженым.
— Я тоже это помню, — Виктор пожимает плечами. — И это ничего не меняет.
— Там в разгромленном доме сидят ваши дочери, — тоскливо смотрит на нас. — И сегодняшний день они запомнят на всю свою жизнь.
— Вперед, — прищуриваюсь на Виктора, чьи глаза вспыхивают черным гневом и отчаянием. — Иди, милый, на разговор. Я тебя прикрывать не буду. Не теперь, Виктор. Давай, скажи, как ты их любишь и что у тебя теперь есть новая женщина, которую ты любишь. Так любишь, что отказываешься от их мамы, с который ты, мерзавец такой, отправлял в аэропорту на отдых.
— А мы выпьем кофе, — Валентина решительно шагает ко мне, а затем оглядывается на бледного и разъяренного Виктора. — Давай, сына. За любовь в таком возрасте надо платить.