— Извините, разрешите! — Я протолкался через толпу ребят. Все недовольно зашептались, но расступились при виде родового перстня.
«Неужели аристократ решил побаловать себя привокзальной едой? Совсем зажрался в своем вагоне-ресторане!» — было написано на их лицах.
— Чего изволите-с, ваше благородие? — При виде аристократа старуха мигом изменилась в лице и нацепила самую приятную улыбку из своего арсенала.
— Сколько пирожок?
Она быстро оценила мой внешний вид.
— Два рубля! Нет, три. Три рубля!
— А сколько стоит вся твоя корзинка?
— Вся? — В ее глазах загорелся алчный огонек. — Шестьсот рубликов, ваше благородье!
Я картинно приподнял бровь и посмотрел на пачку купюр, которую успел быстро обналичить еще в распределительном пункте. У нее аж слюньки потекли.
— Вот карга старая, — фыркнула Лора. — Им красная цена рублей двадцать. И это она еще тебя благодарить должна!
— Уважаемая! — обратился я к другой бабке с котомкой и в красном платочке. — За сколько отдадите все пирожки?
Та ненадолго зависла, но быстро сообразила, что к чему, и выкрикнула:
— За четыреста забирайте, ваше благородье!
— Слышала? — обратился я к первой. — Пойду куплю лучше у нее.
— Нинка, дура, ты чего творишь⁈ — разоралась она. — Зачем цену сбиваешь?
— Молчи, Зинка. Не лезь не в свое дело!
— А вы, любезные? — обратился я к соседкам, подливая еще масла в огонь. — За сколько продадите свою корзинку? Предупреждаю, куплю только у одной!
К нам подтянулись еще две продавщицы и наперебой начали предлагать свои цены, сбавляя по чуть-чуть. Я же только подначивал, помахивая пачкой купюр у них перед носом.
Толпа недовольно загудела:
— Слыш, ваше благородие? Нахрена вам столько, в ресторане не наелись? — выкрикнул кто-то из толпы.