Распутье

– Я об этом и говорю, Лиз. Прости, что сделал все еще сложнее. Ты потом в любом случае уедешь.

Я обняла его голову, закрыла глаза и попыталась зафиксировать этот кадр в мыслях навсегда. Успокаивалась, приходила в себя, но нежности отчего-то не становилось меньше.

– Уеду, не отговоришь. Уеду хотя бы для того, чтобы мы оба смогли жить. Ведь это лучше – знать, что ты жив, чем то, что тебя больше нет?

Вопрос, наверное, был риторическим или адресованным самой себе. Потому он и не ответил. Или не знал, что отвечать.

– Лиз, завтра не приноси фото. Только не завтра, – он попытался вспомнить о делах. – Дай возможность собраться. Я больше к тебе никогда не прикоснусь.

– Еще добавь «мамой клянусь», – я засмеялась тихо и нервно.

– Интересно, я всегда был дебильным камикадзе, или ты меня им сделала?

– А мне интересно, нравятся ли тебе брюнетки больше гламурных цып.

Засмеялся и он – так же беззвучно, но истерия трепыхалась даже в его дыхании. Завтра я точно не зайду. Только не завтра. Нам надо собраться, испугаться того, что натворили. Впасть в такой шок, которого раньше не знали— чтобы зубы от страха стучали. А мы даже отстраниться не можем. Нам бы завтра не встречаться – но для начала сегодня разойтись.

И все же мы каким-то образом сумели. Я вообще с трудом понимала происходящее. Сначала Коша уходил, что-то проверял, потом отправил в дом меня, а сам остался. И только в комнате – в осознании, что нас так и не поймали – меня шок и догнал. Я везучая. Во всем в жизни не повезло, и вдруг судьба встала на мою сторону – ведь это она не заставила кого-то заглянуть за это время к Коше или ко мне в спальни, а потом запросто свести два и два! Зачем было так рисковать? Ради чего? Но я и в том шоке понимала, ради чего. И повторись последний час – я прожила бы его точно так же. И плевать, что теперь до самого утра буду скулить под одеялом. То от радости, что беда мимо прошла, от восторга, что с ним это пережила, сердце себе нежностью останавливать, страхом запускать. То от тоски, что когда-нибудь беда не пройдет мимо. А мы будем ее звать и провоцировать, потому что дебильные камикадзе.

* * *

И начался длинный период эмоциональных каруселей – колебания только набирали обороты: хочу увидеть – не могу видеть, люблю – ненавижу его принципы, следует срочно о чем-то поговорить – никогда больше не произнесу ни слова. И все равно – касаться руки, подушечками дрожащих пальцев кожи на микросекунду, потому что не коснуться невозможно. Со временем стало понятно, отчего мы все-таки не попались, хотя постоянно находились под прицельной лупой. Все-таки выработали осторожность до профессионализма и не давали ни единого повода нас заподозрить. Вначале только накатывал панический страх, стоило только оказаться в одном помещении: лично мне казалось, что этот звон в ушах слышат все – ведь он так отчетливо гремит. Но ничего подобного – Коша оставался Кошей, а я училась быть Кошей. И когда мы проходили мимо друг друга, не выдавали этого грохота внутри ничем подозрительным. Все, оказывается, пошло на пользу: и самообладание во время боя, и блеф, и редкие, но полезные советы по держанию демонов на поводке.

И отсутствие последствий начало расслаблять. Так обычно и происходит, еще Саша учил: невозможно держать одну позу бесконечно с одинаковым напряжением. Судя по всему, мы сами себя рано или поздно подведем, а пока я безупречно играла роль равнодушной, но любопытной марионетки:

– Вань, все хотела спросить – почему Коша не ужинает с нами? Ну, раз он для тебя важнее всех остальных. А то, может, и мне давно пора ему место за столом уступить?

Вопрос прозвучал вовремя – как раз при Коше, который вошел в столовую о чем-то сообщить Ивану. И с той самой интонацией, в которой неизбежно прослеживалось легкое раздражение или даже ревность. Иван рассмеялся почти предсказуемо:

– А что, садись, Коша! Видишь, моя красивая девочка изволит тебя подкалывать – так покажи ей, что без толку!

– Я уже поужинал, Иван Алексеевич, – тот и показывал, что без толку. Ему вообще мои настроения индифферентны. – И дел по горло.

– Ну сделай над собой усилие – выпей с нами чаю. Поболтаем по-семейному, а не по-деловому.

Коша отодвинул стул, чтобы сесть. Заявил меланхолично:

– С большим удовольствием, Иван Алексеевич. Благодарю.

Повернулся ко мне и выдавил почти вежливую улыбку. Я в ответ вообще криво губы изогнула, расслышала усмешку мужа и на секунду закатила глаза к потолку. А потом заблеяла, изображая натасканную вежливость: