Распутье

22
18
20
22
24
26
28
30

– И за это, и за то, что вообще допустил всю эту ситуацию. – Иван тяжело прошагал к своему столу, плеснул в стакан водки. – Мы Москву двадцать лет пилили, и что? Перестрелка в жилом районе, как будто девяностые никогда не заканчивались!

С последним я не согласиться не могла, но все-таки заметила:

– А твои люди-то тут при чем?

Иван рухнул в кресло.

– Ничего, ничего, пусть Коша тоже напряжется и подумает, а не завелась ли у нас в команде крыса? Уж больно все в одну точку сложилось: пацаны умотали фитоняш снимать, фуры отогнали. Если бы не наш конопатый герой, без беды бы не обошлось.

– Но Коша-то с нами был, на него с какой стати злиться? – я будто даже надеялась, что Ваня озвучит какой-то довод – первый за всю историю, что его главный помощник не идеален. Но он лишь отмахнулся:

– Да ты у меня просто какой-то сердобольный ангел, ей-богу. Слушай, а может, когда все разрулим, фондик под тебя какой-нибудь откроем? Благотворительный – вот тебе и занятие, и жалеть сможешь всех сирых и убогих.

Мне снова захотелось истерически расхохотаться:

– Вань, да это никогда не закончится! Никогда все не разрулится! И когда-нибудь тебя убьют или посадят. Плевать мне на остальных! Но на тебя никогда плевать не будет.

Муж подался вперед и прожег меня пристальным взглядом, одновременно им же и успокоил. И голос смягчил до той вибрирующей ноты, которая всегда вызывала во мне приятный трепет:

– А я тебе скажу, Лиз, что будет. Я все силы на легализацию бросил. Конечно, есть еще хвосты и старые терки, они за один день не отваливаются. Но не пройдет и пары лет, как ты не вспомнишь о своих страхах.

– Правда? – я уже не верила таким словам.

И Иван заверил:

– Правда. Тогда послушай еще, красавица моя. Мы столичку несколько лет назад поделили, и вчерашнее не лезет ни в какие ворота. Нравится тебе это или нет, но я и есть здесь основа порядка. Никаким полицаям невыгодно, чтобы по улицам опять шестерки друг с другом воевали. Думаешь, почему меня не сажают, милая? Да потому, что нельзя меня посадить и не огрести на следующий день беспредела. Но все меняется, а некоторым неймется. Враги старые и новые – и хуй их разберет, кто где.

Я припомнила:

– Вчера ребята про Алаева какого-то говорили.

И Ваня продолжил, коротко кивнув:

– Мы с Кошей ругались потому, что во мнениях в кои-то веки разошлись. Он против Алаева уже ночью выдвинуться хотел, а я тормознул поход. Там та еще мразь, спору нет, но не кретин. Не могу придумать, зачем Алаеву сейчас войну мне объявлять, когда мы основные проблемы кое-как уладили. Меня на этом этапе убивать бессмысленно, себе дороже выйдет. Каждая гнида в подвале знает, что сразу же структуру возглавит Коша – такая же хитрая сука, как я. Но он не я, ему до легализации еще дорасти надо. А за меня он мстить будет как за отца родного, мало никому не покажется. Вот и вопросище, Лиз: его убрать хотят, чтобы потом до меня добраться, или его хотят убрать, потому что он сам по себе такая прелесть, от которой всю гопоту наизнанку выворачивает? Потому я и психовал – разобраться сначала надо, понять, кто враг, а уже потом очень тихо проблему решить. И идти дальше – вот по тому пути, который я тебе и расписал. Но и двигаться нельзя, пока не разберемся. Понимаешь?

У меня челюсть отвисла.

– Вань… ты впервые мне что-то объясняешь…