Не разлучайте нас

22
18
20
22
24
26
28
30

А ты знаешь. Ты мой друг, Уилл. Хотела бы я, чтобы ты сейчас был рядом. Я бы крепко обняла тебя и сказала спасибо.

Но вместо этого я тебе что-нибудь нарисую. Вот то, что напоминает мне тебя.

Люблю, Кэти.

Когда я стал рассматривать ее рисунок, мои руки все еще тряслись. Это была пара ангельских крыльев. Несмотря на поспешность, рисунок был очень подробный. На крыльях можно различить каждое перышко. Как мастерски она рисует. Снова взглянув на текст, я заметил слово «люблю» перед ее именем. Что-то странно защемило в груди.

Я взялся рукой за грудную клетку. Как раз в этот момент мимо ступенек, на которых я сидел перед детдомом, прошла шайка местных придурков. Они тоже были отсюда. Неприятные парни, немного меня постарше, из тех, что вечно ищут драки. Я злобно взглянул на них. В эти игры я не играл. Держался в стороне, и они со мной не связывались.

Наверняка потому, что знали кто я и кто мой папа. И думали, что я тоже виновен. Как и он.

Впервые в жизни мне было по-настоящему наплевать на это.

Итан

Сейчас

Я складываю письмо и засовываю его обратно в ветхий конверт. За все эти годы я доставал его оттуда множество раз. Разворачивал, складывал, перечитывал строчки, написанные округлым девчачьим почерком. Со временем эти строчки выцвели, бумага прохудилась, обтрепалась оттого, что я все время ее теребил. Последние написанные в письме слова снова, как раньше, притягивают взгляд. «Люблю, Кэти» и «только мы». Сколько ни перечитываю эти слова, они всякий раз как удар под дых.

Были и другие письма от нее. Но это, самое первое, очень много значило для меня. Оно – самое искреннее, самое волнующее. И я знаю, что мое первое письмо было таким же. Со временем я стал более осторожным, пока наконец совсем от нее не отказался.

Я до сих пор сожалею об этом.

Кладу письмо обратно в верхний ящик комода, мягко закрываю его и потягиваюсь, хрустнув коленным суставом. Как только я вернулся домой из кино, тут же сбросил с себя всю мокрую одежду, оставив ее кучей валяться на полу в ванной, и принял горячий душ. Нужно было согреться после того, как около часа вел машину под проливным дождем.

У меня в голове проносятся мысли о Кэти. Вкус ее губ, гибкие руки, обвившие мою шею. Ее крепкие объятия. Нежная улыбка, которой она одарила меня перед тем, как я захлопнул дверь и она уехала.

Обо всем этом мне думать не следует. Это дурные мысли. Я должен остановиться. Мне надо отпустить ее, чтобы она жила своей жизнью.

Но я не могу. По-прежнему не могу. Давным-давно я почувствовал, что она моя, и мне дорого это чувство. Я хочу вернуть его. Она нужна мне. Это эгоизм. Особенно если учесть, что я не открыл ей правды. Я потрясен, она меня не узнала. Но ведь и я совсем другой человек.

Я часто сам не узнаю себя.

Глядя в зеркало над комодом, я поворачиваюсь, приподнимаю руку. Я в одних трениках, с голым торсом. На обнаженной груди красуется въевшийся в кожу чернильный рисунок. Небольшая татуировка. Я сам принес рисунок в тату-салон и попросил наколоть его навсегда.

Это пара ангельских крыльев. Они нарисованы поспешно, но очень подробно. Можно рассмотреть каждое перышко. А под ними надпись, всего два слова «Только мы».

Кэтрин

Сейчас

– Я подумала, что первой должна тебе это показать. Ты ничего не говорила. Мама попыталась тебе намекнуть в вашем последнем разговоре. Но, похоже, ты так ничего и не знаешь. – С этими словами Бренна протягивает мне журнал, открытый, видимо, на той странице, которую мне надо, по ее мнению, прочитать.

Я беру журнал в руки. Мы у меня дома. Она зашла в гости и принесла с собой ванильный латте и булочки с корицей, купленные в популярном среди туристов магазинчике недалеко от моего дома. Я живу не на самом берегу океана, в небольшом местечке, по дороге к нему. Поэтому люди часто останавливаются тут специально, чтобы посетить «Старую добрую булочную».