Неспешная игра

— Шеп. Джейд. Гейб. Люси. Чёрт возьми, даже Келли говорила мне оставить тебя в покое, хотя она также помогла нам сойтись. Словно она не могла удержаться.

— Судя по всему, это только заставило тебя хотеть меня ещё больше, — я отбрасываю простыню с тела и вскакиваю с кровати, лихорадочно оглядывая комнату в поисках своей одежды. Больше не могу слушать его чушь. Чем больше он говорит, тем хуже становится. На самом деле ему на меня наплевать. Его больше волнует мысль о том, чтобы иметь меня. А это большая разница.

Как разговор может превратиться из такого удивительно хорошего в ужасающе плохой всего за две минуты?

— Что ты делаешь?

— Ищу свою одежду. Мне нужно убраться отсюда, — бормочу я, хватая свои трусики с пола. Я отчётливо помню, как Тристан медленно стягивал их с меня, его рот был повсюду, сводя меня с ума.

Теперь он сводит меня с ума другими способами, и я ненавижу это.

Он хватает меня за руку, останавливая мои поиски, и трусики, которые я сжимала, падают на пол.

— Почему? Из-за того, что я сказал?

Я пристально смотрю на него, желая, чтобы он отпустил меня. И в то же время желая, чтобы он никогда, никогда не делал этого.

— Ты со мной только потому, что думаешь, что я какой-то запретный плод или что-то в этом роде.

Тристан закатывает глаза.

— Ты действительно в это веришь?

— Я это знаю, — я пытаюсь вырваться из его хватки, но он крепче сжимает меня. — Отпусти меня.

— Нет, — он тянет меня на себя, но я сопротивляюсь. — Али, послушай меня.

— Зачем? Чтобы ты мог наговорить ещё больше красивых слов и обманом заставить меня остаться? Тебе на меня наплевать. Тебя волнует только завоевание. Желание иметь то, что не можешь. Всё это чушь собачья, — каким-то образом мне удаётся вырваться из его хватки и убежать, схватив первый предмет одежды, который вижу — одну из фланелевых рубашек Тристана, висящую на стуле. Я распахиваю дверь его спальни и бегу по коридору, резко дёргая рубашку, когда практически спотыкаюсь на лестнице.

Не знаю, куда я бегу. Я почти ничего не вижу, моё зрение затуманено дурацкими грёбаными слезами. Я в ярости. Злюсь на себя за то, что плачу.

Ещё больше злюсь на себя за переживания.

— Александрия, — как чёртов «Стелс», он подкрадывается ко мне, когда я подхожу к входной двери, хватает меня сзади и заключает в объятия. Я сопротивляюсь изо всех сил, упираясь локтями ему в грудь. Откидываюсь назад, так что моя пятка входит в прямой контакт с его голенью. — Блин, это чертовски больно, — бормочет он мне на ухо.

— Отпусти меня! — я практически кричу, колотя кулаками по его предплечьям. Ненавижу его предплечья. Они мускулистые, с гладкой золотистой кожей, слегка покрытой тёмными волосами, и толстыми запястьями. Да. Ненавижу их. Ненавижу его.

Я плачу, слёзы текут по моим щекам, и я падаю на него, признавая своё поражение. Его хватка смягчается, его рука гладит мой живот, пытаясь успокоить меня, как будто я какое-то вышедшее из-под контроля дикое животное.