Нервные клетки с запасом. Новые впечатления с излишком. Дилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

Было видно, что она, в принципе, не прочь поболтать, но ее прервал появившийся на пороге Николай Васильевич.

Быстрый осмотр, несколько стандартных вопросов о самочувствии, и только после этого мне сообщили, как же я, собственно, сюда попала. И снова ничего нового не узнала. Припадок, Скорая, реанимация, палата… Ожидаемо. А сейчас начнутся все те же осточертевшие уговоры на химию.

— А где Пашка? — опомнилась, бесцеремонно перебив врача.

Тот неодобрительно покачал головой, окинув меня осуждающим взглядом поверх очков, но тянуть с ответом не стал.

— Молодой человек пошел оплачивать квитанцию. Не беспокойтесь, судя по всему, пока с вами не поговорит — не уйдет.

Черт! Спустить все на тормозах точно не получится — наверняка Пашка уже в курсе всего. Зная его, точно не уйдет, пока не вытрясет из меня подробности моего состояния и не выскажет все, что думает о моем решении скрывать до последнего…

На душе стало совсем мерзко. Видеть сочувствие и боль бессилия в глазах близких — то, чего я боялась намного больше смерти.

— Угу… Я здесь как обычно, до утра — и могу идти? — уточнила на всякий случай, прикидывая, что буду врать родителям, почему не приду сегодня ночевать.

— Я уже говорил это и в прошлый раз — вам следует находиться под наблюдением врачей, а ваш отказ от лечения… — завелся Николай Васильевич, и вновь последовала лекция о химиотерапии. — Вот посмотрите на Антонину Львовну! Она борется за жизнь и побеждает, а вы сдаетесь!

Женщина деловито поправила косынку на голове и подмигнула мне из-за спины врача.

— Я не сдаюсь, просто не хочу терять драгоценные минуты зря. Вы же сами знаете, на моей стадии выживаемость после химии всего два процента — я обратилась слишком поздно. Извините, я не настолько верю в успех данного мероприятия, предпочитаю получать от жизни все, что она еще в состоянии мне дать, — парировала, слабо усмехнувшись.

Сожаления от принятого решения я не испытывала. И Николай Васильевич это понимал. Да и убеждал, скорее, по привычке.

Вскоре ко мне пустили Пашку. Непривычно серьезного, с залегшими тенями под глазами, без намека на улыбку и с отчаянным страхом во взгляде.

— Как ты? — прошелестел он безэмоциональным голосом.

Непривычно было видеть его таким… и страшно.

Антонина Львовна как раз отправилась с медсестрой на какие-то процедуры и мы с другом остались в палате одни. Я неловко завозилась на своем месте, не зная, как теперь с ним говорить. Судорожно вздохнув, решила делать вид, что ничего не произошло, вести себя как обычно. В конце концов, это же мой Пашка, друг с самых пеленок, в ком горит такой же огонь сумасшедшинки. Кто меня поймет, если не он?

— Да нормуль, завтра уже до обеда выпишусь. Сколько ты там за меня заплатил, корешок квитанции остался? Завтра подойдем к банкомату, я сниму с карточки, сразу тебе отдам… Кстати, помнишь, ты говорил о своих знакомых стритрейсерах? А они не могли бы взять нас с собой? Визг шин, запах бензина, скорость, заставляющая сердце бешено колотиться в груди… — начала с воодушевлением, уверенная, что Пашка, как и раньше, подхватит, но в этот раз все пошло совсем не по плану.

— Серьезно? Стритрейсеры? — повторил он совсем тихо, тоном, от которого пробежали неприятные мурашки по коже.

— Ну, да… Не хочешь? Можем и на байдарках, как ты хотел… — пробормотала немного нервно, еще надеясь, что все может быть как раньше.

— Твою мать, Арина! У тебя рак, а я узнаю только сейчас! Парашюты, байдарки, джампинг, гонки на мотоциклах и квадроциклах, прочая экстремальная хрень — я, как дурак, радовался, что трусиха Арька вдруг так изменилась, откинула страх и получает удовольствие от жизни… А ты просто прощаешься с ней, готовясь к смерти! — заорал Пашка, заставив меня испуганно сжаться на своей койке.