— Уже собралась? — хмыкнул Даниил и, не стесняясь, оглядел меня с ног до головы.
— Понравилось? — не удержалась я от вопроса, стараясь выглядеть уверено, но чувствуя внутри страшную болтанку, как во время шторма.
— Мирон нас уже заждался, — ответил Смоляков, идя за мной следом.
Я закрыла дверь на ключ и развернулась, уткнувшись в Смолякова.
И вот зачем, спрашивается, так сильно прижиматься? Мои глаза оказались в районе мужского кадыка, и для того, чтобы посмотреть в лицо хоккеисту, пришлось поднять лицо.
— Очень.
— Не поняла.
— Ты спросила, понравилось мне или нет. Отвечаю. Пон-ра-ви-лось, — по слогам ответил Смоляков и опять подхватил меня.
— Отпусти сейчас же! — возмутилась я. — Я и сама могу спуститься! Теперь могу, — поправила я себя.
— Не стоит так сильно полагаться на действие лекарства, — улыбнулся Даниил. — Будешь хорошей и послушной Мышкой, помажу твою ножку на ночь, чтобы не болела.
Ночь. Смоляков… Чёрт! Это неправильный логический ряд, нужно срочно переключиться на что-нибудь другое.
— Не называй меня мышкой, Смоляков. У меня есть имя, — попросила я, игнорируя сильное сердцебиение.
— Конечно. Как скажешь, мышка. Ой, прости, На-а-а-астенька!
— Прекрати! Или я с тобой никуда не поеду.
— Или я скажу Мирону сразу, что я — его отец.
— Думаешь, я боюсь этого? — спросила я с вызовом.
— Думаю, что ты не очень рада внезапно появившемуся папаше Мирона, только и всего.
И опять Смоляков оказался прав. Чёрт бы его побрал!
Во дворе дома нас ждал сюрприз. Я увидела подругу, Ингу, спешащую домой после работы. Она округлила глаза и улыбнулась:
— Привет, Настя!