В ответ слышится шорох.
— Ладно, я пойду, Насть! — громко заявляет мама Насти.
— Ма, ну, ты куда?
— Так у меня дел полно! Потом поговорим, я завтра ещё к тебе приду.
Несколько секунд я слушаю только дыхание Насти. Частое и тёплое.
Пусть я не чувствую её дыхание на своей коже, но я просто знаю это.
Она тёплая, мягкая и обволакивающая своей нежностью.
Совершенно невозможная и удивительно хрупкая.
— Как ты себя чувствуешь?
— Перейдём к делу, Даниил. Зачем ты попросил маму передать мне чужой телефон? — спрашивает Настя.
Голос всё ещё прохладный, как ветер в конце октября, но уже не морозит намертво, как день тому назад.
— Я понял, почему ты обозвала меня жадным. Из-за нашего контракта, да? Семён решил мне его подсунуть. Он изменил один из пунктов. Я не знал, Насть. Честное слово. Он несколько лет ведёт все мои дела. Я доверял ему безоговорочно и всегда ставил подпись, не читая бумаг.
— Дурачок, — колет шпилькой Настя.
— Да-а-а, — выдыхаю, прислоняясь к стене. — Знаю, что так. А ещё знаю, что на слово ты можешь мне не поверить. Поэтому мама передала тебе трофей, отобранный у пленённого фашиста.
Настя усмехается. Наверное, в сторону, чтобы я не услышал, как она улыбается и смеётся моим шуточкам, не всегда смешным, а чаще всего дурацким.
Но она улыбается, и в моей груди буйным цветом распускается радость.
— И что я должна с ним делать? Пользоваться? Смоляков, ты меня поражаешь!
Я внезапно начинаю оглушительно громко смеяться.