Он не хотел, но всё-таки поставил на пол, одарил пристальным взглядом. Я тоже взгляд подарила – молящий.
– Хорошо, – наконец, согласился он. – Жду за дверью. Но если что – сразу зови.
Я часто закивала, а блондин неохотно развернулся и потопал к выходу. На пороге обернулся, глянул хмуро и только после этого вышел. И дверь за собой закрыл.
Всё. Дождалась.
Я прекрасно понимала, как сильно рискую, но терпение кончилось ещё четверть часа назад. Успокаивало лишь одно – надежда. Герцог Кернский, как бы там ни было, мужчина воспитанный и о стеснительности маленького дракона прекрасно знает. Он не станет вламываться в ванную комнату, он не будет подглядывать. А раз так…
Я сделала два шага в сторону и застыла. Закрыла глаза, расслабилась. Ощущение силы метаморфа было таким родным, но таким непривычным, что я на мгновение растерялась. Пришлось сделать глубокий вдох, выдохнуть и вдохнуть снова. А потом я отпустила себя. Просто отпустила и всё.
Возвращение в истинную форму – самый простой вид трансформации. Он не требует концентрации внимания или сосредоточения на потоке силы. Принять истинную форму – это как перетянутую пружину спустить. Раз и всё.
Только боль та же самая. Тело меняется, сознание плавится, вся вселенная переворачивается вверх тормашками. Хочется кричать! Но умение совершать трансформацию беззвучно – первое и главное, чему научил старейшина Ждан. Я молчу.
Время замедлилось. Каждая секунда – маленькая вечность. Когда сил терпеть уже нет, боль уходит, а я… чувствую холод. Впервые за последние семь лет.
Мрамор пола почти ледяной, но я падаю и замираю. Впитываю этот холод, ведь драконы его не воспринимают, равно как и жару. Ещё мурашки по коже ощущаю, а запахи и звуки, наоборот, исчезли – это последствие того, что органы чувств теперь человеческие. Ущербные.
Слабость. Слабость убийственная! Но я всё-таки заставляю себя встать. Сперва на четвереньки, после, с огромным трудом, на ноги. И тут же едва не падаю – отвыкла.
Шанс упасть в самом деле велик, а падение – это грохот и непременное явление Дантоса. Но блондину видеть меня нельзя… Поэтому иду очень медленно, полусогнувшись. И только оказавшись у зеркала, которое занимает большую часть торцевой стены, заставляю себя встать в полный рост.
Девушка, которая отражается в зеркале, до боли знакома… Только худющая, измождённая и ужасно чумазая. Глаза кажутся даже не большими, а прям-таки огромными. Тени, которые пролегли под ними, замечательно подчёркивают насыщенный изумрудный цвет.
А волосы потускнели и спутались. Они сейчас не чёрные, а какие-то серые. И вьются как-то совсем неправильно, и вообще воронье гнездо напоминают.
Ещё круглые ожоги на шее – след от расплавленных шипов ошейника. И что-то подсказывает – они уже не сойдут, на всю жизнь останутся.
Но я всё равно улыбаюсь. Улыбка кажется вымученной, но… я счастлива. Впервые за последние семь лет по-настоящему счастлива!
Хочется закричать, только теперь не от боли – от радости. Но я слишком хорошо знаю, что делать этого нельзя. Дантос не должен узнать. Даже заподозрить не должен.
Дантос… Я оглядываюсь на дверь, сердце пропускает удар. Так хочется выйти, сказать ему… Что сказать? Что он лучший мужчина на свете.
Он действительно лучший, и если бы в том списке из двадцати восьми имён был кто-то хотя бы отдалённо похожий на Дана, я бы ни за что из дому не сбежала. Жаль, что герцог Кернский человек. И безумно жаль, что нам придётся расстаться.
Впрочем… может, когда-нибудь встретимся снова.