Прейскурант на победу

22
18
20
22
24
26
28
30

Звонкий мальчишеский голос доносился до каждого закоулка широкой улицы. Городовой Омельянчук привычно поднес свисток ко рту. Но, еще раз взглянув на медную номерную бляху незнакомого разносчика и отметив его опрятный вид, махнул рукой: «Нехай бежит, может, брата подменяет. Но артельному старшому все равно нагоняй устрою – нельзя, по закону, таких мальцов ставить на работу».

Газеты между тем были моментально раскуплены. Спешащие по своим делам обыватели, прочитав первую полосу газеты, собирались небольшими группами и оживленно обсуждали новость. Некоторые из них резко меняли свой маршрут и направлялись в сторону Уфимской биржи. Заглянув через плечо знакомого купца, увлеченно читавшего «Вестник», Омельянчук профессионально выделил фамилии арестованных. «Поляков… Шнеер… Уринсон… Шнеер… Черт, у меня же бумаг Абрашкиных на сто семьдесят пять целковых лежит! На старость отложенных. Если братьев евойных схватили, то и за нашего Шнеера примутся».

Городовой свистнул одного из босяков, крутившихся рядом:

– Бегом ко мне домой и скажешь Марфе Петровне, чтобы все бумаги «Юго-восточного товарищества» несла к маклеру. Пусть срочно продает. Все запомнил? Тогда дуй быстрей! Одна нога здесь, другая – там.

Страж порядка проводил убежавшего посыльного задумчивым взглядом: оставалось надеяться, что малец ничего не напутает. Покидать пост было рискованно, слишком уж зверствовал с утра начальник управления. Еще позавчера замолчал телеграф, и ремонтная бригада уже третьи сутки не могла найти причину неисправности. С вечера по городу поползли слухи о возможных погромах, но о причинах не было слышно ни звука. Молчали и осведомители. Всю полицейскую управу перевели на усиленный режим.

Омельянчук заметил направляющегося к нему сына купца Черникова. «Повзрослел мальчишка после случая с молнией. И взгляд изменился – как дробовик заряженный навел», – заинтересованно отметил он.

– Здравствуй, дядька Архип.

– И тебе не хворать.

– Куда мальчонку-то отправил? Побежал как ошпаренный.

Городовой замялся. Оглянувшись по сторонам, горячо зашептал:

– Шнеера за микитки брать будут. А у меня бумаг евойных полно.

– Продать решил?

– Ну да. Сейчас все купцы сполошатся, и к вечеру по полтине за рупь не получишь.

Теперь задумался уже Денис. Наказать Шнеера и помочь отцу – дело хорошее, но не хотелось, чтобы страдали посторонние. Да и городовой был ему симпатичен – никакого сравнения с родными ментами. За неделю, проведенную здесь, Денис успел оценить профессиональные качества рядового стража. А о человеческих ему рассказывал Федька. И про то, что подношений не принимает, и как босоту леденцами с невеликого жалованья угощает…

– Слушай внимательно, дядька Архип, – два раза повторяться не буду. Все, что продашь поутру, в обед откупишь обратно. Когда давать будут не полтину, а по двадцати, может, даже по десяти, копеек за рупь бумаги. Откупишь на все деньги. Но к концу торгов чтоб ни одной бумаги у тебя не осталось! Запомнил, дядька, не напутаешь? – Денис дождался ответного кивка ошеломленного городового. – Но чтоб ни одной живой душе, иначе – пиши пропало!..

* * *

Уфимская губерния. 22 июня. 1896 год. Товарно-фондовая биржа. 14:00

Биржа не гудела, нет. Она орала и вопила, как ведьмы на шабаше в Вальпургиеву ночь. Обезумевшие маклеры судорожно размахивали руками и пытались перекричать друг друга охрипшими голосами. Как только стало известно содержание курьерского выпуска «Вестника», фондовый отдел превратился в вавилонское столпотворение. К обеду торги по бумагам «Юго-восточного товарищества» прекратились – покупателей не было.

Председатель биржевого комитета Яков Моисеевич Левензон счастливыми глазами смотрел на обрывок телеграфной ленты, доставленной срочным посыльным. Телеграмма была подписана его давнишним агентом. Журналист-проныра, печатавшийся под псевдонимом Северский, имел прямые источники в высших кругах. Текст депеши расплывался перед глазами и читался урывками: «Высочайшие извинения… банкир Поляков… зпт… его товарищи облыжно оболганы… принят Зимнем дворце… тчк… обласкан императорскими милостями…».

Он протянул телеграмму своему собеседнику, маленькому господину с хитро бегающими глазками и редким пробором на лысеющей голове.

– Что скажешь?