Клеймо

Я кивнула.

Она вынула из портфеля бумаги и села напротив меня.

– Далее. Вот график работы, утвержденный школой и Трибуналом, – скучающим голосом продолжает она. – Мне пришлось так долго и нудно разбирать с ними каждый момент, что они должны мне плату за урок.

Я рассмеялась от неожиданности: как это она вдруг переменилась.

– Если кто-нибудь спросит – а скорее всего, спросят, – предъяви им это. Но на самом деле мы с тобой будем заниматься еще многим сверх того. – Она даже рукава засучила. – И наконец, я должна предъявить тебе это. – Она поднялась и выдернула подол рубашки из брюк.

Я отвела глаза, смущенная тем, что учительница вдруг обнажилась передо мной, ее живот у меня прямо перед глазами. Но она явно не собиралась прикрыть живот, пока не продемонстрирует его мне, так что пришлось повернуться и посмотреть. Там, в самом низу, – красная буква «П» в красном кружке. Не Клеймо, а татуировка.

– Кто это сделал? – выдохнула я.

– Я сама.

– Я бы что угодно отдала, только бы от них избавиться, а вы – сами себя?

– Когда сама, это совершенно другое, – мягко ответила она. – И людей с такими татуировками немало. Мы воспринимаем Клеймо как почетный знак, Селестина: когда человек делает ошибки, он учится. Кто ни разу не промахнулся, никогда не поумнеет. Наши «идеальные лидеры» не допускают ошибок, так откуда же им знать, что хорошо и что плохо? Как им разобраться в самих себе, понять, что они могут, а что им не под силу? Чем больше ошибок, тем быстрее человек учится.

Я пытаюсь освоиться с этой мыслью, но пока что она кажется сложнее математических теорем.

– Выходит, я очень умна, – усмехнулась я.

– Умнее всех, – торжественно ответила она. – В том-то и дело. Трибунал сам по себе порочен. А татуировка не означает, будто мы все порочны, – это символ, свидетельствующий о том, что мы тебя поддерживаем.

Значит, вот оно? Тайное движение, о котором мне рассказывала Пиа, о котором пишет Лайза Лайф? Наконец-то я вижу человека, который состоит в этом движении.

– Когда ты формулируешь, ты сразу схватываешь самую суть, Селестина Норт. Я не об этом твоем поступке в автобусе, – она махнула рукой, мол, ничего особенного. – Однажды в жизни поступить по-доброму каждый может, это даже с плохими людьми случается. Но все, что ты говоришь по этому поводу, идеально. Прямо в яблочко! – Она треснула кулаком по столу, и я подпрыгнула.

– Статьи Пиа Ванг далеки от правды.

– Я не о статьях Пиа Ванг, а об ее альтер эго – Лайзе Лайф.

– Вы и это знаете?

– Узнать ее стиль нетрудно. Не такой уж она талантливый журналист, по правде говоря, но она умеет извлечь из человека сюжет, заставить его разговориться. Но «Лайза Лайф» пишет явно лучше. Забавный псевдоним, – добавила она без улыбки. – Ты явно затронула в ней какую-то струну. Скажи, а ведет она себя теперь по-другому или все такая же акула? Акула-марионетка, заметим в скобках, хоть Креван и предоставляет ей кое-какую свободу. Свобода слова, тоже мне! – фыркнула она. – Да и той с сегодняшнего дня не будет. Только что он объявил…

– Что благоприятный отзыв о Заклейменном будет рассматриваться как помощь. – Я поднялась, принялась расхаживать по комнате, чувствуя прилив адреналина. Происходит то самое, о чем предупреждала меня Пиа: Креван совсем слетел с катушек. Бог знает, как он теперь поступит со мной. Нужно искать выход, и поскорее.