Да и чутье подсказывало: такого не провести.
— Согласно контракту ты должна хранить мне — твоему господину — верность. Еще раз соврешь, узнаешь, что такое «возврат», — предупредил маг, недобро прищурившись, и не успела я осознать угрозу — ощутила жалящую боль в плече.
— Ой! — вскрикнула, правда она почти сразу же прошла. И все же случившееся мне очень не понравилось.
Легким движением головы маг велел следовать за ним.
Расспрашивать, куда пойдем и зачем, я не стала, рассудив, что и так выделяюсь от местных подозрительным своевольным поведением. Да и некогда: створки перед магвелом с грохотом распахнулись.
Собравшиеся на улице зеваки, бросились в рассыпную. Блондин, не обращая на хаос внимания, с достоинством спустился по скрипучим, стесанным от времени ступенькам, свернул к площади и быстро зашагал.
Я поспешила за ним, чтобы не отстать.
Увидев меня совершенно невредимой, люди ахнули. Кто-то начал чертить на груди защитные круги.
Еще недавно я была на краю смерти, а теперь разве что окровавленная, грязная одежда да мои растрепанные волосы свидетельствуют о произошедшей недавно беде.
Адель стояла у перилл и смотрела на меня с изумлением. Я подумала, сейчас преградит мне путь и рявкнет грозно: «Куда?!» — однако она настолько боится мага, что глядя на меня в упор, не осмелилась пикнуть. А может быть, понимала, что за спасение жизни отныне я собственность моего спасителя.
Я радовалась, что исцелилась, что бодра и здорова, и все же горькое чувство несправедливости не давало покоя.
— Если на перекрестке это были не вы, тогда кто? — осмелилась спросить, когда толпа отстала от нас. Я старалась держать себя в руках, и все же в тоне проскользнули нотки подозрения.
— Какая разница? — равнодушно отмахнулся маг, как будто его спрашивали не о покушении на жизнь человека, а о пропавшей из тарелки печеньке. — Судьба сделала поворот — следует его принять, если не можешь ничего изменить.
— Хорошо философствовать, когда дело не касается вас! — не выдержала я. До этого любовалась его широкой спиной в хорошо сидящем костюме с бархатными лацканами, то теперь красота блондина и его лощеный вид раздражали. — Я конечно, очень благодарна вам, магвел, за спасение, однако хочу знать — кто совершил подлость?
Блондин не ответил, и я, едва сдерживая обиду и негодование, в сердцах выпалила:
— Надеюсь, ему отольются мои слезки!
Ох, поздно спохватилась, что фактически своими словами обвинила магвела в случившейся со мной беде. Сердце екнуло, поджилки затряслись, сердце забилось… Приготовилась к возмездию — еще одному жесткому уроку, что к господину следует обращаться с почтением, однако блондин… расхохотался. Искренно, громко… — так, что на миг показался мне не ледышкой, не сверх человеком, а простым, симпатичным мужчиной, которому ничего человеческое не чуждо.
Однако факт, что его громкий смех никто из идущих рядом с нами по оживленной улице не замечает, напомнил — увы, я имею дело с магом.
— Я объясню тебе первую, самую главную истину, — заговорил ледяным тоном блондин, когда отсмеялся и стал вновь неприступным, холодным магом. Шел он впереди, на некотором отдалении, ведь я ему не ровня, но каждое его слово прекрасно слышала. — Ты не ценишь, что получила. Источаешь неблагодарное недовольство, а все эти людишки, — небрежно указал рукой, — завидуют тебе черной завистью и отдали бы все, чтобы спасли себя и близких.
Намек я поняла, однако с ним не согласна.