«Я ненавижу этот мир и мечтаю оказаться в каком-то другом месте».
Плевать, что Исаак обо мне подумает. И плевать, что эти одиннадцать слов были самыми честными из всего, что я когда-либо рассказывала кому-то о себе.
Исаак ответил фотографией маленькой девочки. Растерявшись, я поднесла смартфон ближе к глазам.
Святые…
Девочке было примерно года четыре, и выглядела она очень милой – если не обращать внимания на ужасно кривую стрижку. Потому что она явно взяла ножницы и с их помощью сама сделала себе новую прическу. В некоторых местах волосы были не длиннее двух сантиметров, а в других доставали до плеч. У меня дрогнули уголки рта.
«Готов поспорить на что угодно, что ты сейчас как минимум улыбнулась», – написал Исаак.
«Может быть. Что случилось?»
«Когда Ариэль было четыре, она стащила мои ножницы и немножко поиграла в парикмахерскую».
Я еще раз посмотрела на снимок. И теперь действительно не могла не улыбнуться. Прическа выглядела просто кошмарно.
«Бедная Ариэль».
«Пфф. Это МЕНЯ посадили под домашний арест!»
«Бедный Исаак».
«Уже намного лучше».
«Ты тоже когда-то сам отрезал себе волосы?»
«…»
«Колись уже».
«Нет, не отрезал. Но я взял клей и пытался прямо приклеить себе волосы ко лбу, потому что в детском саду все постоянно смеялись над кудряшками. Они прозвали меня Картофельной Завитушкой. Я должен был что-то предпринять».
«Пхахахахаха».
«Смейся-смейся. Все доказательства уничтожены».
«Не верю ни одному слову, завитушка».