Еще пару секунд он колебался. Как будто не знал, то ли ему злиться на меня, то ли быть благодарным за то, что сейчас он не один.
В конце концов Блейк смирился с судьбой и шумно выдохнул:
– О’кей.
Кивнув, я сразу развернулась, чтобы отправиться на второй этаж.
Несмотря на то что у меня было официальное разрешение зайти в комнату, когда я переступила ее порог, это все равно показалось мне вторжением. В прошлый раз я сфокусировалась только на Блейке и почти не воспринимала окружающую обстановку. Теперь же, наоборот, мой взгляд мгновенно скользнул к стене за его кроватью, единственной выкрашенной в серый цвет, на которой висела парочка фотографий в рамочках. Хотя я не планировала задерживаться тут дольше, чем необходимо, ничего не смогла с собой поделать и шагнула к ней, чтобы рассмотреть их поближе.
Один кадр запечатлел его с мамой, которая гордо улыбалась в камеру. На следующем он стоял вместе с несколькими залитыми по́том товарищами по команде. Они так ослепительно улыбались, что не возникало сомнений: снимок сделан после матча. Третье фото показывало Блейка, Эверли и какого-то светловолосого молодого человека, которого я не знала. А на последнем снимке… были изображены Эзра, Блейк и я. Это довольно старая фотография, мне на ней примерно тринадцать лет. Мы находились у нас в саду, на заднем плане виднелись расплывчатые силуэты моей мамы и мамы Блейка. Я стояла между мальчиками, и мы широко улыбались в объектив. Уже тогда они обгоняли меня в росте на пару сантиметров.
Поверить не могу, что он повесил это здесь. Снимки отражали все этапы его жизни. Я спросила себя, не знак ли это, что он, возможно, не совсем вычеркнул меня из своей жизни.
С колотящимся сердцем я подошла к его шкафу и открыла дверцу. Все пахло им. Аромат, который ни с чем не спутать, – бергамота и чего-то еще, что напоминало мне о доме, – коснулся носа. Стоило больших усилий не остаться здесь, чтобы все обнюхать и разнюхать – в прямом и переносном смысле. Вместо этого я сосредоточилась на самом главном и вытащила с полки темно-серые спортивные штаны, футболку и пушистый черный свитер, который с удовольствием надела бы сама. Оглянувшись в поисках костылей, я нашла их в левом углу возле шкафа. Я взяла их, подхватила еще зимнее пальто и пошла обратно вниз.
В гостиной я подала Блейку сначала штаны:
– Держи.
– Спасибо, – буркнул он.
У меня руки чесались, так сильно хотелось протянуть их и помочь ему, но он двигался с таким ожесточением, что я была уверена: он ни за что не согласится.
Блейку понадобилось некоторое время, но в конце концов он справился и натянул на штанину ортез. Затем встал и вытянул руку.
Всего на один краткий миг я отвлеклась на вид его голого живота, а потом быстро вручила ему футболку и свитер. Он надел их и взял костыли. После этого еще раз глубоко вздохнул и направился через гостиную в сторону прихожей. Сама я торопливо оделась, пока он возился с обувью, и мы вместе вышли из дома.
Мы медленно шагали к его машине. Раньше я часто сидела в черном
У меня тряслись пальцы, когда я протянула руку.
Он отдал ключи, но все же не без секундного колебания.
– Поезжай аккуратно.
Я закатила глаза. Водить машину меня когда-то научил отец – а он, наверное, самый аккуратный водитель в мире. Если и есть что-то, что я умела, так это управлять автомобилем. Так что, проигнорировав фразу, я забрала связку ключей из его ладони.
У Блейка ушло много времени на то, чтобы сесть и установить пассажирское сиденье максимально комфортно для ноги.