И все же Шмае не удалось избежать госпиталя. Впрочем, полевой госпиталь, куда он попал, больше всего напоминал цыганский табор. Раненые находились все время в пути, лежа на повозках. И, следуя за своими подразделениями, они чувствовали себя участниками великой, тяжелой битвы.
Шмая вернулся в свою часть, когда там шла лихорадочная работа. Формировались батальоны и роты из тех бойцов, что пришли сюда из-за Дона и из пополнения. Новички, прибывшие из запасного полка, с удивлением смотрели на своего командира — майора в зеленой фуражке пограничника. Они тихонько допытывались у Рогова, что это означает. А тот, лукаво подмигивая одним глазом, сообщал им по большому секрету:
— Понимаете ли, братцы, скоро мы дойдем до нашей старой границы, вот и формируются пограничные части… Поняли?
— Поняли… — неуверенно отвечали новички, пожимая плечами: мол, о какой границе может идти речь, когда мы без конца отступаем. Но все же не вступали в спор с Васей.
В садах разбитой бомбами станицы собирались старые друзья-однополчане. Здесь частенько появлялась с большой сумкой через плечо медсестра Шифра. Маленькая, загорелая, ловкая, она всюду поспевала, бойко отвечала на остроты и шутки, не стеснялась дать пощечину слишком назойливому ухажеру. Когда она приходила сюда, Вася Рогов был на седьмом небе. Этот смельчак постоянно испытывал в присутствии девушки непонятную робость, краснел, терялся, немел, хоть чувствовал, что и она к нему неравнодушна.
Всех очень обрадовало, что в эти дни вернулся в строй генерал Синилов. Его трудно было узнать. Он еще больше поседел, мужественное, энергичное лицо его избороздили глубокие морщины. Должно быть, оттого, что его долго не видели, все заметили резкие перемены в его внешности, но тут же почувствовали, что генерал стал менее строгим, чем раньше, более сердечным и с какой-то особой заботой относился к своим подчиненным.
Правда, этому старому солдату, который прошел всю гражданскую войну и поддерживал в своей дивизии строжайшую дисциплину, как-то не к лицу была палка. Но без нее ему трудно было ходить. Ведь он ушел из госпиталя, не долечившись, и долечивался тут, в казачьей станице, где пополнял свою изрядно потрепанную во время последних боев дивизию.
Теперь, когда у Шмаи особых забот не было — батарейцы сидели без дела, ожидая прибытия новых орудий, боеприпасов, — он внимательно присматривался к генералу Синилову. Этот человек ему все больше нравился, и нравился прежде всего своей общительностью. Генерал не стеснялся зайти на кухню, взять котелок супа и сесть в гуще солдат, шутить с ними, смеяться. Он знал по имени и фамилии многих солдат, запросто подходил к ним, спрашивал, что пишут из дому, как живут родные, огорчался, узнав, что у солдата семья осталась в оккупации, успокаивал, как умел. А главное — он учил людей. Немного передохнув, сформированные части уходили в степь и, как в мирное время, ставили там чучела, мишени, стреляли, строили окопы, траншеи, учились наступать и обороняться. Генерал готовил людей к большим и жестоким боям. И за простоту, сердечность и человечность бойцы — и бывалые и новички — ценили и уважали этого поседевшего в боях человека в полевой генеральской форме.
Генерал Синилов чаще, чем в другие свои подразделения, приходил в батальон майора Спивака. Может быть, потому, что его связывала крепкая солдатская дружба с этим молодым и энергичным офицером-пограничником… Пожалуй, никто другой не мог так оценить подвиг майора на том берегу Дона, когда он с горсткой смертельно уставших воинов, зарывшись в землю, стоял насмерть, дав этим возможность переправиться на другой берег остаткам дивизии, которая с первых дней войны не выходила из боев…
Не зная отдыха и покоя, подразделения генерала Синилова готовились к маршу. Надо было спешить к Волге, где уже шли жестокие бои.
Много лет назад, когда Шмая был еще ребенком, отец повел его в ремесленное училище, чтобы «сделать из него человека». Не всему же роду Спиваков стоять на крыше… И казалось, цель уже близка — одной ногой Шмая уже был в училище. Да на последнем экзамене провалился. Срезался по географии, не знал, что есть на свете река Волга… Очень горько было ему тогда, тем более, что ровесники смеялись, издевались над ним.
Иди знай, что через много лет тебе придется увидеть эту самую Волгу!
И вообще сейчас не провалился бы он по географии ни на одном экзамене! Шмая-разбойник не раз говорил, что за время войны он прошел ее, географию, вдоль и поперек, своими ногами прошел. И спросите его теперь, что это такое — Волга! Разбудите его среди ночи, и он подробно расскажет вам о каждой извилине этой реки, которая причинила ему немало горя, но принесла и великое счастье.
На этой реке старый солдат увидел прекрасный город с красивыми улицами и площадями, с огромными заводами и фабриками, раскинувшимися вдоль берега. Он видел этот город во всей его красе, видел его и потом, когда фашистские бомбардировщики превратили этот чудесный город в сплошные руины. Видел широкую степь, на которой колосилась буйная пшеница, а потом увидел ее вспаханной снарядами и бомбами…
Волга! Сколько человеческих страданий и мук повидала ты в те дни и ночи, когда к твоим берегам прорвались танковые колонны гитлеровцев и над тобой висели сотни, тысячи вражеских бомбардировщиков! Сколько крови пролито на твоих берегах и сколько человеческих жизней забрала ты!..
Казалось, что все прошедшие бои были лишь прелюдией к тому, что начиналось здесь, на берегу Волги. Дальше отступать было некуда. Дальше уже была Волга, и нужно было или отстоять ее от врага, или умереть…
Возможно, что наш разбойник когда-нибудь еще расскажет со всеми подробностями об этих страшных боях, когда вся земля гудела от взрывов, от грохота танков, когда все было в дыму и пламени, когда дрались за каждую разбитую стену, за каждый клочок земли. Но ведь известно, что он больше любит рассказывать о веселом, радостном… Что поделаешь, такой уж это человек!..
Старому солдату больше всего запомнилось то морозное зимнее утро, когда над приволжской степью прозвучали последние залпы «катюш» и на этой опаленной огнем, истерзанной земле воцарилась такая удивительная тишина.
Привыкшие к бесконечному гулу орудий, вою бомбардировщиков, к беспрерывным вражеским атакам, бойцы с тревогой прислушивались к этой тишине, и каждому она казалась неправдоподобной. Не сон ли это?
Однако это была тишина. Долгожданная, желанная тишина, когда не надо прижиматься к земле, не надо таскать снаряды, бить по приближающимся вражеским танкам и цепям автоматчиков…
ebooksa