— Чего ж, закурить можно… — срывающимся баском, стараясь казаться солиднее, сказал солдатик, перебрасывая автомат за плечо.
Прислонившись к чугунному столбу, он достал из кармана коробку, вынул две толстые сигары, откусил у одной кончик и взял ее в рот, вторую сигару учтиво протянул «папаше» и, взглянув на его перевязки, спросил:
— Что, крепко тебя, папаша, стукнуло? На Одере, говоришь?.. Возьми закури… Легче на душе будет. Вот лезут мне в голову глупые мысли, а закурю, все как рукой сняло… У тебя, папаша, тоже так бывает?..
— Ясное дело!.. — ответил Шмая и, с пренебрежением взглянув на толстую сигару, поморщился. — А что это ты куришь? Трофейными меня угощаешь? Откровенно скажу, сынок, этих лопухов я не уважаю, не курю…
— Почему?
— Эрзац! Капуста!.. Разве не знаешь, что в ихнем рейхе за что ни возьмись, все эрзац… И душа у них тоже эрзац. Фашисты так воспитали… Давай-ка лучше закурим свою отечественную махорочку, прилукскую. Без обмана и без дураков…
Парень неохотно сунул в карман сигару и стал свертывать самокрутку, набрав табачка из самодельного алюминиевого портсигара разговорчивого усача. По тому, как неуклюже это у парня получалось, Шмая понял, что он не из больших курильщиков, курит только для солидности.
Справившись, наконец, с самокруткой, солдатик достал из кармана зажигалку, чиркнул раз, другой, третий. Появилось нечто, похожее на искру, но огня не было.
— Что, тоже трофейная? — подмигнул Шмая, глядя на расстроенного парня.
— Да, вроде… Красивая, с фокусами разными, а вот часто отказывает, — смущенно улыбнулся тот. — А бросить жалко…
— Да, вижу, тоже эрзац… Смело можешь выбросить. Никуда она не годится! — И кровельщик достал свою зажигалку, которую он смастерил из гильзы патрона. Слегка повернул толстым пальцем колесико, и машинка сразу сработала на славу — выбросила яркий язычок пламени. — Видал, сынок, собственная, отечественная!..
Паренек украдкой спрятал свою трофейную игрушку, чувствуя себя почему-то неловко перед этим добродушным человеком в халате, затянулся цигаркой и, кивнув в сторону мрачного замка, спросил:
— Госпиталь?..
— Ага, — махнул Шмая рукой. — Надоел хуже горькой редьки… Ведь дела какие пошли у нас.
— А ты, папаша, что же там делаешь? Служишь в санитарах?
— К теще в гости приехал!.. На пироги с маком!.. — неласково ответил Шмая. — Не видишь, что ли, на ремонт привезли… Ранило меня…
— Да… Загораешь, значит? — сильно закашлявшись, усмехнулся парень, сбросил сапог и стал перематывать портянку. — Видно, ты из стройбатальона, дороги чинишь?..
Шмая сердито посмотрел на улыбающегося собеседника:
— А ты полегче!.. Не положено так разговаривать солдату с гвардии сержантом!.. Я старше тебя не только по возрасту, но и по званию, понял?.. Молод еще… Мамино молоко на губах не обсохло…
— Зачем же так сердиться, папаша? — примирительным тоном отозвался смущенный солдатик. — Почем я мог знать ваше звание, когда на вас этот халат?.. Я не думал, что вы обидитесь на меня, — сразу перешел он на «вы».