Шмая с презрением взглянул на него:
— Дурак! Главное — совесть надо иметь, честь, веру… Оружие тоже нужно, но не только в нем дело… У вас было много оружия, ну и что?
— Так, так, камрад… — улыбнулся своей отвратительной улыбкой старик, скаля желтые гнилые зубы. — Карошо… Поняль, ферштанден!
Тяжелым размеренным шагом к ним подошел Никита Осипов:
— Что он мелет, этот дьявол? Мечтает о новой войне, об оружии, холера, говорит!..
— Не издохла еще такая гнида!.. Но я думаю, что их уже осталось не много. После этой войны они поумнеют. Не вздумают больше браться за оружие… Надолго отучили мы их воевать…
Прибыли полевые кухни. Запахло свежими щами, жареным мясом. Бойцы приготовили котелки, устраивались обедать где попало.
Кашевар налил Шмае котелок дымящихся щей, и старый солдат, достав из-за голенища ложку, присел с котелком на ящик. Но, почувствовав на себе взгляды голодных ребятишек, прибежавших сюда с разных сторон, поперхнулся и отставил котелок в сторону. Детвора в куцых штанишках и юбочках смотрела на него завистливыми глазами, все время косясь на котелок и на свежий, вкусный хлеб.
И сердце у солдата заныло: «Дети голодные…» Он вытер ложку о край гимнастерки, поманил пальцем детей, посадил их в кружок, поставил котелок посередине и сказал:
— Что ж, угощайтесь! Знайте вкус солдатских щей! — Он отдал им свою пайку хлеба, ложку, взял ложки у товарищей: — Рубайте!
Дети, отталкивая друг друга локтями, жадно набросились на еду, забыв о добром русс зольдате, который вернулся на прежнее место голодный, но довольный тем, что кормит детей.
— Послушай, старина, — подсел к взволнованному другу Сидор Дубасов, придвигая свой котелок и показывая кивком головы, чтобы тот к нему пристраивался. — Ты хоть немного поешь… Ведь ты все ребятишкам отдал…
— Не могу видеть голодных детей…
— Понятно… — после долгой паузы проговорил Сидор. Он проглотил несколько ложек, тоже отнес свой котелок детям и, нагнувшись к Шмае, тихо добавил:
— А ведь их отцы, возможно, твоего сына убили… Всех нас хотели со свету сжить… Страну нашу растоптать, сжечь, уничтожить…
— Знаю, — тяжело вздохнул Шмая. — Я думал: когда войду в Берлин, никого щадить не буду… Но дети ведь не виноваты. Они не будут похожи на своих отцов…
Оба умолкли. Многое мучило, волновало солдат. Их рассердил старик с гнилыми зубами, но глядя на голодных людей, на жадных ребятишек, которые сидели повсюду, доедая из солдатских котелков горячие щи, проникались к ним жалостью. Разве дети виноваты?
Шмая смотрел на пылающий город, на страшные развалины и, потянув Дубасова за рукав, задумчиво проговорил:
— А все-таки, скажу я тебе, дорогой мой, несколько развалин надо было бы здесь оставить навеки и огородить их забором…
— Это зачем?
ebooksa